— Ты скажешь, чего бы тебе хотелось. Мы будем жить, как ты захочешь.

— Да нет же, — сказала она, — я ничего не хочу. Если это может доставить тебе удовольствие, я завтра же уеду из Довилля.

— Нет! Что за мысль! Наоборот, оставайся на все лето; я буду чаще приезжать. Дед будет на меня кричать… Ну и пускай!

Она улыбнулась.

— Я люблю, когда ты такой; я прошу у тебя только одного: попробуй быть больше моим, чем их.

— Попробую, — сказал Антуан и поцеловал ее. Под розовым шелком рубашки она была теплой и покорной.

Они проснулись на рассвете, так как окно осталось открытым. Погода была чудесная. На горизонте небо и море сливались в серебристом тумане. Ахилл собирался приехать сюда на воскресенье. Сладость негодования притягивала его в эти скандальные места. Антуан сказал Франсуазе: «Если тебе это скучно, я займусь с ним сам. Ты можешь оставаться с твоей сестрой». Она запротестовала: «Нет, нет, нисколько! Наоборот, будет очень забавно видеть Ахилла на Потиньере!»

Он приехал в одиннадцать часов в сопровождении Бернара. Море было серого, грифельно-голубиного цвета, на небе проходили розоватые облака; желтые, коралловые и ярко красные платья резко выделялись на бледном песке. Ахилл отказался сесть. Сзади него чей-то голос весело закричал:

— Месье Кене, к вашим услугам!

Обернувшись, он увидел молодого человека, с грациозно откинутыми назад волосами; рубашка его была очень глубоко открыта и виднелась гладкая грудь. Мысль, что это андрогенное существо пытается показать, что оно его знает, исполнило его сильного гнева. Он бросил в ответ мрачный и удивленный взгляд. Но декольтированное создание не смутилось, так как это был Жан Ванекем.

Он занимал здесь виллу, всю утопающую в герани, там обретался целый гарем машинисток. Оттуда он рассылал по всему свету распоряжения о своих победоносных закупках.

Он назвал себя, и Ахилл с неудовольствием протянул ему палец и ворчливо с ним поздоровался.

— А ну-ка, месье Кене, — очень вольно сказал атлет, — как вы думаете, поднимается ведь?

— Не очень-то на это рассчитывайте, — проворчал Ахилл, — баранья мать не умерла. Все это лопнет скорее, чем вы думаете.

— Вы шутите, — отозвался тот с сожалением. — Я приеду повидаться с вами на днях в Пон-де-Лер. Я хочу предложить вам одно великолепное дело… Бумажная фабрика в Ко-Ко-Ну… Предприятие в центре Африки… Рабочая сила задаром и материал из первобытных лесов… До скорого свидания и мой привет кузену Лекурбу.

Между двумя красивыми девушками, дополняющими одна другую — блондинка в лиловом свитере, брюнетка в желтоватом, — Ванекем удалился, эластично шагая по доскам.

— Что это? — спросила удивленная Франсуаза.

— Это? — отвечал Ахилл с презрением. — Это мой самый большой дебет, который уходит с выпяченной вперед грудью.

Он стоял в своей черной альпаговой куртке, блестевшей на солнце, и саркастически смотрел на играющих в теннис в их белых фланелевых костюмах, на купальщиц в трико, груди которых выделялись под упругой материей, и на все блестящее движение этой ненужной толпы. Франсуаза подумала, что он был похож на старого колдуна, которого все эти безумцы забыли пригласить и который одним жестом обратит их всех в жаб.

XIX

У Антуана вошло в привычку возвращаться в Пон-де-Лер только в понедельник. Жизнь фабрики стала ему казаться какой-то отдаленной и однообразной. Он был подобен человеку, долго имевшему перед глазами увеличительные стекла и внезапно их отбросившему: предметы отдаляются от него и принимают свою настоящую величину.