Гнев окатил меня с головы до пят. Я не сомневалась, что кривич говорил об Олаве! Только мой Олав мог так покарать Клеркона, только он был столь красив, чтоб понравиться жене князя, и он был сыном конунга.

– Ладно, парень, хорош болтать пустое! – опередив мой возмущенный возглас, буркнул Первак. – Али по всей русской земле известен и нечего о нем небылицы плести. Молод он, зелен, зато каков хоробр! Его деяния от Ладоги до Киева всем ведомы. Что он конунгов сын, я верю – соколиную породу издалека видно, а вот что он зазря убил человека – ни за что не поверю!

– Но сестра сказала…

– Да что она знает, твоя сестра?! Баба она дурная! – Первак презрительно сплюнул и вдруг, вспомнив обо мне, смущенно хмыкнул. Но мне было не до обид. Али! Вот кем стал Олав! Теперь я могла просить у него защиты и свободы, могла увидеть и порадоваться за него! Ох, рвануть бы прямо в Киев, но для такого дальнего пути мало иметь за плечами старенькую пялку, а на ногах едва держащиеся лыжи.

Я встала и двинулась к ели. Мужики уставились на меня. Они никак не могли уразуметь, почему собеседница вдруг ушла от теплого костра и сует ноги в крепления лыж?

– Ты куда собралась? – недоверчиво спросил Житник.

– Обратно к дому, – ничуть не кривя душой, ответила я. – Ночь вон какая светлая, доберусь не хуже, чем днем.

– Мы ж вроде сговорились вместе на Серегерь идти… – все еще не понимал Житник.

– Видать, придется вам охотиться без меня. – Я толкнулась ногой. Лыжи послушно заскользили к еловым зарослям. Скрываясь в густой колючей зелени, я выкрикнула: – Уж не обессудьте!

Ночь действительно выдалась светлая. Звериные следы испещрили снег, но мне было не до охоты. Задыхаясь, я бежала домой. Однако как ни спешила, Красный Холм поднялся предо мной только на рассвете. Раньше я старалась обходить его, но теперь рванула напрямик. Пот заливал глаза, и, взобравшись на Холм, я не сразу разглядела сидящего возле моей березы Баюна. А разглядев, пошла уже тише. Я ждала, что он заговорит, однако Баюн что‑то делал с моей березкой и ничего не замечал. Я подошла поближе и вытянула шею. Тонкие пальцы мальчишки бережно держали белый, в крапинку ствол и обматывали вокруг него узкую красивую ленту. Услышав позади поскрипывание снега, он оглянулся, да так и застыл над выпавшим из рук комком ленты. Я тоже не знала, что сказать. Этот Баюн, хоть и занимался весьма странным делом, а все же ничуть не походил на того шилыхана, что являлся мне в видениях. У этого Баюна была обычная угреватая кожа, покрасневшие от снега руки, с синими прожилками и потрескавшиеся губы. Он был жалок и неловок, совсем не таков, каким я его помнила по снам.

– Хотела поклониться тебе за спасение… – негромко вымолвила я и запнулась. Я не знала, что еще говорить этому чужому мальчишке!

Он опустил голову и негромко отозвался:

– Не за что кланяться… Ты с охоты?

– Да.