Я на немок насмотрелся… Не любят ее в лазарете, кривляется, кривляется. А то еще начнет душу выматывать, где да кто, да как сражался, да где какой полк сейчас стоит, да куда письма адресовать, да. Чистый следователь…
XII. ДЕЛОВАЯ БАРЫШНЯ
Людмила Зенгер не ожидала, что в лазарете никто не поддержит ее.
В этом споре со студентом хоть бы один голос принял ее сторону.
Напротив, Вера Егоровна Завьялова окружена и сестрами, и ранеными, просят не обращать внимания на слова взбалмошной немки и спеть еще что-нибудь.
И в то время, как Людмила возилась у телефона, раздался демонстративный прекрасный голос Веры.
Вера готовилась к сцене, но Борис и Кукарников ей советовали подумать об эстраде.
Вера долго не решалась, но все-таки попробовала на лазаретах свои силы.
Успех превзошел ожидания: сестры милосердия каждый день слышат певцов, — артисты, честь им и слава, не забывают раненых, — но такого трогательного впечатления, как эти безыскусственные русские романсы, не производило ничто.
А Людмила в это время упивалась телефоном.
Она уже звонила шляпнице на Троицкой, занимавшейся политическим сводничеством, и узнала от нее, что рыженькая Каролиночка пришлась очень по вкусу тому сенатору, который нужен Людмиле, сенатор скоро будет обработан.
Она уже звонила Таубе и спрашивала, нет ли вестей от кузиночки (под кузиночкой у них разумелась Берта), — «с тех пор, как Берта уехала в Варшаву, — врал великий гипнотизер, — от нее никаких известий».
Людмила предупредила, что намерена привезти к нему г-жу Гроссмихель, чтобы излечить ее от мрачной меланхолии.
Людмила позвонила и к Марье Николаевне.
Та радостно объявила, что на послезавтра ей обещано свидание с мужем.
— Вот и прекрасно. А завтра я вас везу в радиотелепатический институт. Вы должны встретиться с мужем бодрой…
Людмила звонила в две-три редакции, — нет ли сенсационных новостей, из которых можно было бы состряпать условную телеграмму в Стокгольм (приходится работать через Швецию).
Людмила сама прониклась уважением к своей деловитости.
Как вдруг вспомнила обиду, нанесенную ей студентом.
— Надо завтра же разделать его в газетах.
И решила сейчас же объехать редакции.
Деловая барышня.
XIII. ЯСТРЕБ С ГОЛУБИНОЙ ФАМИЛИЕЙ
Бархатная тюрьма, в которую Таубе заточил Берту, оказалась несносной.
Берта чувствовала на себе все время глаза гипнотизера и боялась заснуть.
Она знала, что если заснет, пропало все: Таубе поработит ее, быть может, на всю жизнь, а вероятнее, до тех пор, пока не удовлетворит свою внезапно вспыхнувшую животную страсть.
Она чувствовала, что гипнотизер напрягает всю силу воли, всю энергию глаз, чтобы сломить ее упорство.
Чтобы отогнать неестественную сонливость, Берта отчаянно жестикулировала и кричала, старалась казаться взбешенной.
— Вот негодяй!.. У меня на руках Бюро по найму немецкой прислуги! У меня на руках Institut de beaute на Троицкой! У меня на руках Кружок Дам милосердия с этой неистовой Людмилой, которая без моего руководства натворит таких глупостей, что и в три года не расхлебаешь! У меня на руках контора кредитоспособности! У меня на руках Бюро вырезок!.. У меня на руках нити от агентов, разбросанных по всему Петрограду! Ведь город кишит пчелами, собирающими мед шпионажа!.. Куда они снесут его!.. Ведь в моих руках важнейшие инструкции, только что полученные из Берлина! Ведь в моих руках важнейшие государственные тайны!.. И этот негодяй осмелился задержать меня, чтобы разыгрывать передо мной сцены из плохой мелодрамы!.. Что это за Свенгали выискался, который желает превратить меня в Трильби!.. И этого человека мы считали достойным доверия! И ему мы поручали выпытывать важнейшие тайны у сановников и чиновников!. |