|
Ее внимательный взгляд быстро и остро перебегал с фигуры на фигуру и из-за этой стремительности, наверное, ни на одной надолго не задерживался. “Смотри, Дерек, это Наполеон, мы про него проходили в школе” или “А Дарта Вейдера я уже видел, не пропусти его. Обернись, ты уже проскочила мимо”. Но очень скоро живой взгляд девочки остановился и на Томе Невинсоне, она заметила, с каким любопытством он ее рассматривает, заметила, что этот мужчина то и дело возникает рядом, повторяя их сумбурный маршрут. Однако Клэр не испугалась, а исподволь и с не меньшим любопытством поглядывала на него – правда, робко или застенчиво, как и подобало девочке ее возраста. Кажется, она не видела в таком внимании ничего плохого или непристойного – ничего, кроме дружелюбия и симпатии. Симпатии и напряженной работы мысли, словно он пытался решить какую-то загадку. Детям, еще не перешедшим в подростковый возраст, которых взрослые предпочитают не замечать, льстит неожиданный интерес с их стороны. Льстит и забавляет. Они начинают чувствовать свою особость и свою значимость. Так произошло и с Клэр (Дерек был еще по-детски рассеянным и вряд ли что-то заметил). Девочка продолжала весело бегать и рассматривать фигуры, но, где бы ни оказалась, старалась краем глаза проверить, по-прежнему ли Том Невинсон (или это был Дэвид Кромер-Фиттон?) с тем же милым вниманием смотрит на нее или ему эта игра уже надоела. Клэр вела себя вежливо и даже смущенно, но без малейшего страха. В конце концов, что могло с ними случиться здесь, в таком людном и интересном месте?
Томас так и не заметил рядом с ними родителей или учителей. Хотя дети казались еще слишком юными, чтобы самостоятельно пойти в Музей мадам Тюссо. Скорее всего, старшие, то есть родители, ждали их в музейном магазинчике, в кафетерии или на улице, поскольку их самих музей не привлекал. Погода стояла хорошая, и взрослые, надо полагать, спокойно сидели в парке или на террасе ресторана. Отец и мать или кто-то один из них, например мать. Мать, мать… чье лицо они унаследовали. И вдруг в голове у Тома сверкнул луч: эти дети… Нет, девочка… Девочка была живой копией Дженет, они оба были на нее похожи, но у девочки именно потому, что она была девочкой, сходство с Дженет было поразительным – именно ее черты в миниатюре повторялись у Клэр. Вот откуда, вот откуда, вот из какой части его минувшей жизни явилась Клэр. Дженет. Для него она была Дженет, и точка. Была той самой Дженет из их далекой юности, той самой Дженет, к которой он изредка ходил на свидания, с которой спал и фамилию которой узнал только после ее гибели, хотя потом уже никогда не забывал. Девочка Клэр казалась дочкой – не просто казалась, но и была дочкой Дженет Джеффрис, хотя бедная мертвая Дженет никак не могла бы ее родить.
Том редко думал о Дженет Джеффрис в последние двадцать или двадцать с небольшим лет, и лицо ее постепенно утратило реальные черты, выцвело и растворилось в памяти, но только до нынешнего часа, когда он увидел девочку, которая просто не могла не быть ее дочкой, поскольку сходство было фантастическим. Теперь ему словно показали фотографию Дженет – и он сразу же отчетливо вспомнил тонкие, но решительные и даже своевольные черты, ослепительно-светлые волосы, по-скандинавски светлые, возможно крашеные, которые иногда, в лучах заходящего солнца, напоминали золотой шлем, словно эти лучи доставались только ей одной, пробиваясь сквозь летучие оксфордские облака, так что на улице ее можно было узнать издалека и ни с кем никогда не спутать; ярко-алый рот, чуть детская улыбка из-за широко расставленных зубов – точно как у этой девочки, только девочка была еще девочкой. И Том тотчас вообразил подвижную фигуру Дженет, голое – или полуголое – тело, поскольку видел ее такой не раз, а в последний вечер даже наклонился, чтобы рассмотреть получше, и потянулся рукой к ее вспухшей вагине, в которую недавно входил и которую она еще не успела вымыть. |
