«Балабон, блин! Как тебе еще морду в лепешку не разбили, с твоими шуточками…»

Стрела с огнем ушла в ту сторону, где должна была находиться предпоследняя захваченная погорынцами ладья. Егор, проводив ее взглядом, скомандовал:

– Карась, Гунька, снимаемся с мели, на плаву воевать будем!

– Э! Погоди! – снова влез Семен Дырка. – Зачем на плаву? У берега сподручнее! Если что, в лес уйти можно, нас там хрен найдут, да и искать не станут…

– А зазывать погоню к берегу ты как будешь? – вызверился Егор. – Эй, люди добрые! Не гоняйтесь за другими, к нам идите! Так, что ли?

– Гы-гы-гы! – опять возрадовался Петр.

– Они же там все доспешные, – продолжил Егор. – У берега воды воробью по яйца, а на глубине они осторожничать станут, никому тонуть неохота.

– Ну уж нет! Я не согласный! – Семен тоже зло ощерился. – И вообще, я раненый, немощный… Крась, Гунька, тащите меня на берег, пускай сами плавают, без н…

– На хрен! Потому что не хрен! – отрубил Егор.

Семен от такой аргументации даже примолк.

«Можете гордиться, сэр Майкл, вас уже и взрослые ратники цитируют. Хотя, скорее всего, все же не вас, а лорда Корнея. Помните, как ему сей лингвистический изыск понравился? Даже больше, чем «козлодуй»! От него и другие переняли».

– Петруха! Заткни Дырку! – прорычал Егор, извлекая меч из ножен. – Карась, Гунька, исполнять приказ!

– Урядник Ксенофонт! – подключился Мишка. – Дать людей в помощь! И присмотреть, чтобы не выкинули чего!

– Слушаюсь, господин сотник!

Мишка, машинально покосившись на Егора, уловил одобрительный кивок головой и только тут сообразил, что вокруг слегка посветлело – в разрыве туч засветился тонкий месяц. С носа ладьи доносился шум какой-то возни, потом раздался сердитый голос Гуньки:

– Да переверните вы весло-то! Вальком надо толкаться, вальком, а не лопастью! Она же тонкая, поломаете! – опять некоторое время слышны были только сопение, кряхтение и возня, а затем снова прорезался Гунька. – А ну, переходите все на корму, нос вывесить надо! И вы тоже ступайте, не сбежим мы без кормщика, не бойтесь!

Спустя какое-то краткое время и после целой серии энергичных выражений с носа донеслась реплика Карася:

– Снимай портки, Гунька, придется вылезать и спихивать.

– Никон, к бою! – нарочито громко скомандовал Ксенофонт. – Глядите, дядьки, мы не промахнемся!

– Ой, напугал! Да сказано же тебе, что не сбежим, молокос-с-сос!

Огневцы с плеском соскочили в воду, натужно ухнули, и ладья свободно закачалась на поверхности реки.

– Эй, помогите влезть… вояки! Да на кой нам твоя ладошка сдалась! Весло подайте… ни хрена не соображают… самострелы из-под лавки…

Следующая группа погони шла не скрываясь, с факелами. То ли не нашлось кормщиков, способных обходиться лишь слабым светом месяца, то ли еще почему-то, но было хорошо видно, что погоня сильно растянулась. Скорее всего, не потому, что гребли с разной скоростью, а потому, что загружались в лодки по мере того, как подходили новые люди из стана осаждающих. Да и лодки еще надо было отыскать…

«Однако, сэр, полочане вовсе не лопухи. Да, поначалу выступили не лучшим образом – и охрана стояла не там, где надо, и народ на ладьях дрых без задних ног, но сориентировались быстро, успели даже пострелять по последней ладье… и стрелу заметили, и поняли смысл выстрела.