Барбара Картленд. Бесценный выигрыш
Достопочтенный Перегрин Гиллингэм выскочил из кеба, расплатился с кучером и поднялся по ступеням Уиндлмиер-Хауз. Парадная дверь была уже открыта. Вручив свой цилиндр лакею в пудреном парике, он кивнул дворецкому: — Добрый вечер, Доукинс! — Добрый вечер, сэр. — Его светлость в библиотеке? — Да, сэр, его светлость уже давно вас дожидается, — степенно склонил голову дворецкий. В почтительном голосе дворецкого прозвучал оттенок упрека Следуя за торжественно выступающим по облицованному мрамором вестибюлю Доукинсом, Перегрин усмехнулся. Из всех великолепных особняков на Парк-лейн Уиндлмиер-Хауз был наиболее примечательным. Его построил в начале царствования королевы Виктории еще дед теперешнего герцога в соответствии с представлениями своих современников о том, как должна выглядеть герцогская резиденция. К счастью, в архитектуре того времени еще сказывалось влияние эпохи Георгов, поэтому особняк выгодно отличался от большинства своих соседей. Но Перегрина мало интересовали архитектурные достоинства Уиндлмиер-Хауза, на которые он уже достаточно насмотрелся. Гораздо больше его занимало настроение хозяина дома Элстона, герцога Уиндлмиерского. Он очень надеялся, что Элстон не будет в дурном состоянии духа из-за его опоздания. Настроение герцога обычно сказывалось на всех окружающих — на его друзьях, врагах и слугах. Даже на Перегрина, одного из его ближайших друзей, ледяная сдержанность, которой герцог выражал свое неодобрение, действовала угнетающе. — Мистер Перегрин Гиллингэм, ваша светлость! — провозгласил Доусон, распахнув двери в библиотеку. Герцог, читавший «Тайме», опустил газету. — Перри! Какого черта ты явился так поздно? — раздраженно сказал он вместо приветствия. — Извини, Элстон, — отвечал его приятель, входя. — Отец неожиданно прислал за мной, а ты знаешь, насколько он многоречив. Герцог отложил газету. — Полагаю, мне придется принять это оправдание, поскольку мне известно, что, когда твой отец разговорится на интересующую его тему, его не остановишь. — Он был не столько заинтересован, — невесело заметил Перри, — сколько раздражен. — Речь шла о деньгах? — осведомился герцог. — Разумеется. О чем же еще станет говорить со мной отец? — усмехнулся Перегрин. — Нельзя быть таким расточительным! — Хорошо тебе говорить… — начал было Перри, но, поняв, что герцог его дразнит, рассмеялся. Разговор с другом всегда доставлял ему удовольствие. — Ладно, пусть я действительно немного увлекся тратами последнее время, — согласился он, — но ты не хуже меня знаешь, что Молли обходится слишком дорого и стала еще дороже с тех пор, как ты проявил к ней интерес. — Но я недолго «способствовал росту цен на рынке», если можно так выразиться, — возразил герцог. — Достаточно долго. Ты привил Молли вкус не только к икре и шампанскому, но и к бриллиантам, а содержания, которое я получаю от отца, на это никак не хватает. Быть младшим сыном сущее наказание, — добавил Перегрин со вздохом. — Тебе, счастливчик, не пришлось оказаться в таком положении. — У меня есть свои проблемы, — заметил герцог. — Вообразить себе не могу, каковы бы они могли быть. Перегрин взял бокал шампанского, поданный ему лакеем на серебряном подносе. Герцог тоже взял бокал. Бутылку шампанского, принесенную Доукинсом, поместили в великолепное серебряное ведерко со льдом, и слуги удалились. |
