– Ой! – Мишка ойкнул не столько от боли, сколько от неожиданности.

    – Все, все уже, Мишаня, дай-ка перевяжу, а то кровь сильно течет. Шапка-то у тебя где? Надень, а то застудишься.

    – Мама! Да что ты со мной возишься? Остальные-то как?

    – Демьян – хуже всех, – принялась перечислять мать, – Артемию тоже крепко досталось, Васе чуть легче…

    – Какому Васе? А! Роське!

    – Мите только лоб рассекло, вскользь прошло. – Мать закончила перевязывать Мишкину голову и опустила руки.

    – А как Меркушу-то, мама?

    – Прямо через стенку, в спину, как будто видели…

    С той стороны, где находились дед с Немым, вдруг раздался истошный вопль, потом еще – человек просто заходился криком от боли. Мишка, обернувшись на крик, увидел, что Немой склонился над одним из нападавших и делал с ним что-то такое, отчего тот жутко дергался и орал. Рядом, спокойно наблюдая за происходящим, высился в седле дед.

    «Кажется, это называется „получить момент истины“. Война и есть война, что ТАМ, что ЗДЕСЬ».

    – Михайла! – раздался голос деда. – Поди сюда!

    «Ну да, только этого мне сейчас и не хватает – на допросе присутствовать. Итак обос…, а сейчас еще и облююсь. И не ходить нельзя, блин…»

    – Иду! Мама, вы посматривайте здесь, вдруг еще чего-то…

    Пленный затих, видимо, потерял сознание. Стараясь не смотреть в его сторону, Мишка подошел к деду.

    – Андрюха, снегом ему морду потри, да посильнее, только шею не сверни, – «проконсультировал» дед Немого и повернулся к Мишке. – Михайла, что там у вас?

    – С той стороны еще четверо вылезли, все убиты. У нас один убитый – Меркурий. Пятеро раненых, двое – тяжело: Демьян и Артемий. Кузька – в ногу, неопасно, но ходить не может. Роська тоже, наверно, какое-то время полежит, но для жизни неопасно. Матвей цел. Петра я за Настеной послал, мать сказала, что Демьяна можем не довезти.

    – А сам? – Дед кивком указал на Мишкину перевязанную голову.

    – Царапина. – Мишка поймал себя на том, что произнес это слово точь-в-точь, как герои советских фильмов о Великой Отечественной войне.

    Дед покивал каким-то своим мыслям и задал новый вопрос:

    – Чего Петруха на санях-то? Верхом быстрее.

    – Как он верхом ездит, я не знаю, а в пустых санях почти так же быстро.

    – Ладно, вон того видишь? – Дед указал на одного из лежащих лесовиков. – Стащи с него бронь и свяжи. Если начнет дергаться, добавь ему, но не убивай.

    Лежащий навзничь лесовик был уже немолод, голова и борода были больше чем наполовину седыми. Кажется, это был как раз тот, последний из трех всадников, с которым дед схватился грудь в грудь. Шлема на голове у него не было, а вся левая половина лица превратилась в один сплошной синяк, видимо, дед приложил его мечом плашмя. С трудом ворочая тяжелое тело, Мишка принялся стягивать с него кольчугу.

    Дело шло туго, а тут еще очнулся и снова завопил пленный.