Машина, в которой кипяток протекает сквозь смутно напоминающий кофе‑порошок, больше не заработает. Хоть какой‑то плюс.
Мэригей поцеловала воздух, обращаясь к кораблю.
– Насколько велик шанс, что эти люди выживут?
– Я не могу рассчитать это, капитан. Я не знаю, куда делось антивещество, и поэтому не знаю, какова вероятность того, что оно вновь появится.
– Как долго они смогут прожить, если оно не появится?
– Если двадцать человек останутся в этом помещении и будут держать его изолированным, то смогут жить много лет. Правда, моя вода начнет замерзать через несколько недель, и один человек должен будет отправиться к бассейну и наколоть льда. Воды в бассейне хватит на десять лет, если люди будут только пить ее и не тратить на умывание. Положение с продовольствием более сложное. Еще до исхода первого года им придется обратиться к людоедству. Конечно, при выбраковке одной персоны количество потребителей пищи уменьшится на одного человека, а из среднего тела должно выйти приблизительно три сотни порций. Поэтому последний оставшийся пробудет в живых одну тысячу шестьдесят четыре дня после того, как первый будет убит, при том условии, что он или она остается в состоянии полного сохранения жизненных функций.
Мэригей на мгновение замолчала, улыбаясь.
– Подумайте над этим. – Она оттолкнулась от стола и поплыла к двери. Я менее изящно последовал за ней
Около двери кафетерия находился телефон для связи с ходовой рубкой. Я поднял трубку и сказал, не дожидаясь никаких сигналов:
– Корабль, у тебя есть чувство юмора?
– Только в тех случаях, когда я могу провести различие между неразумными и разумными действиями и решениями. Данное решение было неразумным.
– Что ты намерен делать после того, как экипаж покинет тебя?
– Ждать. У меня нет другого выбора.
– Ждать чего?
– Возвращения антивещества.
– Ты на самом деле считаешь, что оно вернется9
– Я «на самом деле» не считаю, что оно исчезло. Я понятия не имею, где оно находится. Но, независимо от того, какие силы заставили его пропасть, они должны быть ограничены физическими законами сохранения материи.
– Значит, ты не будешь удивлен, если оно появится вновь?
– Я никогда не удивляюсь.
– И если оно вернется на место?..
– Тогда и я вернусь к Среднему Пальцу, на мою стационарную орбиту. С некоторыми новыми данными для вас, физиков.
Меня уже давно никто не называл физиком. Я учитель, рыбовод и вакуумный сварщик.
– Я буду тосковать без тебя, корабль.
– Я понимаю, – ответил электронный мозг и издал звук, похожий на покашливание. – В вашей партии с Чарльзом вам нужно перевести ферзевую ладью на h6. Затем пожертвуйте вашего последнего коня за пешку и давайте мат чернопольным слоном.
– Спасибо. Я постараюсь это запомнить.
– Мне будет не хватать всех вас, – продолжал корабль без моего вопроса. – У меня есть много информации, которую я могу анализировать, обобщать и строить модели. Этого занятия мне хватит надолго. Но все это не то же самое, что постоянное хаотическое поступление информации от вас.
– До свидания, корабль.
– До свидания, Уильям.
Я ухватился за канат, ведущий к лифту, и пополз по нему, перебирая руками. Я чувствовал себя спортсменом.
У меня возникло ощущение, что в моей эмоциональной сфере произошли какие‑то изменения, похожие на те, что совершались перед неизбежным сражением. Нечто, не подвластное мне, внезапно поставило меня в положение, в котором у меня было четыре шанса из пяти уцелеть, и один – погибнуть. Вместо предчувствий я ощущал своеобразное спокойствие и даже нетерпение: давайте, так или иначе, покончим с этим. |