Но в течение еще некоторого времени я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Правда, пальцы рук и ног с восхитительным потрескиванием двигались, возвращаясь к жизни.
Диана сняла тампоны с моих глаз и сухими пальцами разлепила веки.
– Привет! Есть кто‑нибудь дома?
Я сглотнул первую слюну и слабо кашлянул.
– С Мэригей все хорошо? – Мой голос напоминал карканье.
– Отдыхает. Я разбудила ее несколько минут назад. Ты второй.
– Где мы? На месте?
– Да. Когда ты сможешь сидеть, то увидишь внизу добрый старый СП, с виду холодный, как закоченевшая неделю назад кошка. – Я напрягся, но смог лишь на несколько дюймов приподнять голову. – Не надрывайся Просто отдохни немного. Когда проголодаешься, сможешь съесть немного древнего бульона.
– Сколько шлюпок?
– Я не знаю, как связаться с ними. Когда Мэригей встанет, она или ты сможете вызвать их. Я вижу одну.
– Сколько людей? Все вышли из анабиоза?
– Одна погибла. Леона; я оставила ее замороженной. Могут быть повреждения у остальных, но они все пробуждаются.
Я проспал пару часов и затем проснулся от негромкого мурлыканья голоса Мэригей, разговаривавшей по радиотелефону. Я сел в моем гробу, и Диана принесла мне немного бульону. Мне показалось, что он состоял из морковного отвара и соли.
Диана отперла боковую стенку. Моя одежда находилась на том же самом месте, где я ее оставил; она постарела на двадцать четыре года, но не вышла из моды в нашем кругу. Мне, правда, пришлось на полпути прервать одевание и несколько раз сглотнуть, преодолевая тошноту от невесомости. Это было не так уж плохо. Я хорошо помнил свой первый полет, еще в аспирантуре, когда я вышел из строя на пару дней. А теперь я лишь глотал и глотал, пока суп не вспомнил, что ему полагается находиться в желудке, закончил одеваться и всплыл, чтобы присоединиться к Мэригей.
Она сидела в пилотском кресле; вернее, висела над ним. Я пристегнулся к соседнему креслу.
– Любимая.
Она плохо выглядела, лицо было измученным и отечным. Сам я выглядел не лучше. Она наклонилась и поцеловала меня; от нее пахло морковью.
– Дела не слишком хороши, – сказала она. – Наше судно потеряло след «четверки» уже несколько лет тому назад. «Двойка» почему‑то отстала больше чем на неделю.
– Наше судно думает, что «четверка» погибла?
– Оно не уверено в этом. – Она пожевала нижнюю губу. – Но похоже на то. Элой и Снеллы. Я не проверяла по списку, кто там еще.
– Кэт на «двойке», – зачем‑то сказал я.
– Там, по‑видимому, все в порядке. – Она тщательно прицелилась и ткнула пальцем в кнопку. – У нас есть другая небольшая проблема. Не могу связаться с Центрусом.
– С космопортом?
– И с космопортом тоже. Как и со всем остальным.
– Может быть, что‑то случилось с радио?
– Я разговаривала с двумя другими шлюпками. Но они рядом. Может быть, дело в недостатке мощности?
– Может быть. – Я так не думал. Если радио работало вообще, то оно должно было вытянуть и очень слабые сигналы; хотя бы уловить их. – Пробовала визуальный поиск?
Она резко дернула головой.
– Оптическое оборудование на «четверке». У нас сперма, яйцеклетки и лопаты. – Конечно, масса груза являлась критическим фактором, и все оборудование для строительства на планете было распределено по пяти шлюпкам с минимальным дублированием, чтобы потеря одного судна не послужила причиной гибели всех остальных.
– Когда я включила радио, то поймала что‑то вроде несущей частоты. |