Счастливчик вздохнул. Если бы можно было похоронить тяжелые воспоминания… Он представил, как выкапывает когтями ямку, складывает туда самые страшные события вчерашнего дня и предает их Собаке-Земле.

«Нет, вряд ли она согласилась бы забрать их… У нее своего горя достаточно».

Счастливчик потянулся. Лапы так сильно затекли и окоченели, что даже разгибались с трудом. Шерсть, накануне насквозь промокшая, теперь слиплась и покрылась коркой высохшей соли. Но хуже всего была поселившаяся в животе зловещая пустота Вчерашний грызущий голод сменился тупой болью, от которой кружилась голова, а лапы отяжелели и плохо слушались.

Внезапно воздух прорезал оглушительный скорбный вой, от него у Счастливчика оборвалось сердце.

Собаки вскочили, непонимающе крутя головами.

— Что это? — пролаяла Лапочка.

Счастливчик нахмурился. Вой отражался от стен дома, он был чем-то похож на гудки, которыми клетки-гремелки перекликались в городе.

— По-моему, это дом воет…

— Воющий дом? — приподняла уши Белла.

Счастливчик посмотрел на сестру. Он прекрасно знал, что у домов нет голоса, ведь они не живые! Тогда он вспомнил о прозрачном шаре, который находился в комнате. Он был похож на те шары, которые Длиннолапые зажигают, чтобы освещать тьму ночи, только гигантский и погасший. Может быть, это глаз дома? Что, если полосатый дом видит Прыгушку и Альфу, которых похитила Собака-Озеро?

— Как грустно он воет, — прошептал Жук, прижимаясь к матери.

В тусклом утреннем свете глаза Луны казались серыми. Ее уши поникли, хвост уныло лежал на полу. Она открыла пасть и завыла, смешивая свой голос со скорбным плачем дома. Жук и Колючка присоединились к матери, их тонкие голоса звенели от горя. Вскоре вся стая выла вместе с домом, оплакивая ушедших и вознося мольбы к Собаке-Луне и Собаке-Солнцу, скрытым за тяжелыми тучами.

Счастливчик зажмурился и откинул назад голову.

«О Всесобаки, следящие за всем, что происходит в этом мире, пожалуйста, разыщите наших мертвых и позаботьтесь об их душах. Пусть они найдут успокоение в Собаке-Земле».

Когда он открыл глаза, то увидел парящих за прозрачным камнем птиц. Они выписывали петли в сером небе, и сердце Счастливчика вдруг заныло от тоски по утраченной свободе бывшего одиночки. Когда-то и он был таким, как эти птицы — мог бежать, куда хотел, и не думать ни о ком на свете, кроме себя.

Он обвел глазами стаю. Грязные, несчастные собаки, измученные усталостью, горем и голодом, безвольно сидели на полу. Счастливчик сглотнул и скривился от ненавистного вкуса соли. Пасть горела огнем, при одной мысли о глотке чистой воды у него начинало судорожно сжиматься горло.

— Мы не можем здесь больше оставаться, — решительно сказал он. — Здесь нет ни еды, ни воды.

— Собака-Озеро очень злая, — провыла Стрела. — Если она смогла забрать Альфу, то нас она проглотит и не заметит!

Солнышко пронзительно завизжала, тряся грязной челкой:

— Ой-ой! Что вы такое говорите, ой! Ведь чтобы уйти отсюда, нужно снова пройти по той ужа-а-асной дороге, а она такая скользкая, ой! Даже Свирепые псы испугались по ней бежать, а мы все упадем и утонем, ой-ой! Я не хочу уходить в Собаку-Озеро!

— Что, если Свирепые псы поджидают нас на берегу? — спросил Бруно.

«В самом деле, от них всего можно ожидать», — подумал Счастливчик.

— Давайте спустимся и проверим, там они или нет, — предложил он.