— А почему ты не Драпанитикос?

— Потому что потому. Это фамилия, у нас так не принято.

Мы запыхались, пока чуть не бегом взбирались по косогору к дому, особо не разговоришься.

— А где эта Кефалония?

— На западе. Там где-то. Спросим, а когда туда доберемся, разыщем семью Драпанитикос. Какая-никакая родня в чужих краях.

— А как же мама-то с сестрами?

— В лодке все не поместятся. Потонем с концами.

— Ну зачем нам плыть? Разве нельзя пойти со всеми? Потом доберемся до Кефалонии.

Герасим остановился и посмотрел мне в глаза:

— Во-первых, лодка — единственное, что у меня имеется. С ней я всегда заработаю на жизнь, где есть море. Во-вторых, я не доверяю жандармам. Помнишь, что случилось с Левоном и другими армянами? И дня пути не прошло, как погибли. Все так говорят.

— Их же курды увели. Из диких племен с востока. Они и солдатами-то не были. Всем известно, что курды ненавидят армян. А чего жандармам нас ненавидеть?

— Все равно, — сказал муж. — Где ты видишь лошадей с подводами, провизию нам про запас? Мулов и ослов, навьюченных палатками? Считай, повезет, если половина наших хоть куда-нибудь доберется живьем.

— Но мама… и сестры…

Герасим смотрел на меня:

— Выбирай сама. Я тебе не приказываю. Ты моя жена, но я тебя не неволю. Мог бы и приказать, но не буду. Если хочешь, иди с матерью, встретимся на Кефалонии, когда разыщете семью Драпанитикос.

Вот тогда я и приняла самое трудное решение в жизни. Я не выбирала между одним и другим долгом. Я выбрала между одной и другой любовью, но больше никогда не видела своих родных, так и не узнав, что с ними случилось.

Когда мы загружали в лодку еду и воду, произошло ужасное несчастье. Она затмило наше плавание и осталось со мной на всю жизнь. Я часто вижу его во сне и не могу изгнать видения, даже когда встаю среди ночи и делаю изрядный глоток водки. Наверное, это было страшнее прощания с родными, ведь я тогда не знала, что больше их не увижу.

Кажется, я рассказывала о моей подруге детства Филотее. Она была помолвлена с козопасом по имени Ибрагим, с ним мы тоже дружили. По красоте Филотея сгодилась бы в жены и Султану, но ей хотелось за Ибрагима, потому что они всегда друг друга любили, все у них было оговорено еще с малолетства, а козопас и зарабатывает хорошо, поскольку берет плату за пригляд над чужими козами. Некоторым хорошо если раз в году доводилось видеть денежку, в сравнении с ними Филотея бы стала богачкой. Единственное неудобство — ей бы пришлось менять веру, но у нас тогда было в порядке вещей, что христианка, выходя за мусульманина, сама становилась мусульманкой. Все веры перемешались, и порой мусульмане ходили на христианские службы — стояли в дверях, сложив руки на груди. Не знаю, они почему-то всегда складывали руки. Не важно, стала бы Филотея мусульманкой или нет, она бы все равно ходила приложиться к иконе. У нас было не как сейчас, когда ты либо то, либо это.

Ну вот, пришли жандармы, и Филотея, наверное, побежала искать Ибрагима. Они же еще не поженились, и ей бы пришлось уходить, а свадьба? Не знаю, чего они там друг другу наговорили. Можно лишь гадать. Беда в том, что Ибрагим вернулся с войны не в себе, и семьи дожидались, пока он оклемается. Не будь он рёхнутым, наверно, не столкнул бы Филотею с утеса.

Я увидала их на вершине. Они как-то странно бегали туда-сюда, кричали и размахивали руками, но слов было не разобрать, я только видела, что оба хватаются за голову, закрывают ладонями глаза и хватают друг друга за рукав.