Доктор Эйбил, сидевший спиной к окну на скамье перед длинным столом, который стоял в оконной нише, взглянул на него, но ничего не сказал. Джеффри поднял руку:

– И я совсем забыл о приличиях. Не согласитесь ли выпить со мной кофе и выкурить трубку? Вчера вечером в «Винограднике» я обратил внимание, что вы курите табак.

– Вы много замечаете, молодой человек.

– Приходится; этим я зарабатываю себе на хлеб. Так, я закажу кофе и трубки. И не делайте никаких выводов, пока я не изложу мои намерения. Речь идет о Пег Ролстон.

– Как чувствует себя молодая леди после вчерашней ночи? Как у нее дела?

– Плохо, доктор. Ее отправили в Ньюгейт.

– Продолжайте. Я не стану больше вас перебивать.

Первоначально «Радуга» была кофейней, и в ней, как и раньше, варили этот черный как смоль и весьма изысканный напиток. Им подали кофе, две длинные глиняные трубки и табак в жестяной баночке. Они прикурили от уголька, который принес, держа каминными щипцами, трактирщик. На скамьях за столами сидело еще около дюжины посетителей, поэтому Джеффри старался говорить тихо.

– Вчера вечером, когда я показал вам портрет Ребекки Брейсгердл, или Грейс Делайт, в расцвете молодости, вы сказали, что я не могу, не имею права жениться на Пег, поскольку мы с ней, возможно, кровные родственники. Я поднял вас тогда на смех.

– Но не всерьез? Мне и тогда так показалось.

– В таком случае вы ошиблись. Сейчас, как и прежде, мне смешны такие вещи. Будем откровенны. В голове каждого мужчины всегда присутствует «задняя мысль»: «А что, если?» Вот и все, и ничего в этом особенного нет. Это только одна из причин, почему я уже давным-давно не женился на Пег, если, конечно, она согласилась бы выйти за меня.

– Другие причины, должно быть, весьма серьезны, сэр?

– Да. Была только одна и весьма серьезная причина. Заметьте, я говорю: была. Больше ее нет. После этой ночи жизнь моя коренным образом переменилась.

– После этой ночи, говорите вы? А что изменилось?

– Сейчас это несущественно.

– Вы считаете это объяснением, молодой человек?

– Доктор, прошу вас, имейте терпение. Сегодня Пег дали месяц тюрьмы. Утром я спросил судью Филдинга, могу ли я сделать что-нибудь, чтобы ее освободили раньше этого срока. Он ответил, что ее тотчас же выпустят, если ее дядюшка заберет свою жалобу.

– Ну, так, несомненно, и есть?

– О да! Это – самый лучший и самый короткий путь. Если только он вообще возможен. Но этот путь – не единственный, что было хорошо известно судье Филдингу. Если мы с Пег станем мужем и женой, с этой самой минуты право решать что-либо принадлежит только мне. Женившись на ней завтра же, я могу потребовать ее незамедлительного освобождения из Ньюгейта.

Табачный дым заполнил оконную нишу. В другом конце комнаты кто-то читал вслух газету (ее можно было найти в любой кофейне и почти во всех тавернах) и восторженно сквернословил по поводу мистера Питта. Доктор Эйбил, который, несмотря на свою неопрятную наружность, не был вовсе лишен понятий о благородстве, вынул изо рта трубку и взглянул на Джеффри.

– Так вот, значит, что вы задумали? Обвенчаться с девушкой в тюрьме?

– Если понадобится. Хотя я всячески постараюсь избежать этого. Путь этот, нужно признать, далеко не лучший…

– Не лучший? Это просто недопустимо.

– Но вчера вечером, доктор, вы сами предложили…

– Я сказал, что этого дурацкого ареста можно было бы избежать, если бы вы уже были женаты. Возражения же мои касались вашей женитьбы на ней в принципе. Я перечислил все, что этому препятствует, и вы, как мне показалось, согласились со мной.