|
На главные роли приглашались Сигурни Уивер и Пауэре Бут. Режиссёр стерпеть подобного поворота не смог: он продал компанию «Лайонз гейт» и объявил о прекращении работы в жанре художественного кино. В начале 70-х он заявлял: «В какой-то момент вдруг возникло ощущение, что они согласны на производство картин, что по душе и самому автору». Времена изменились и Олтмен уже сетует: «Меня не прельщает перспектива ставить фильмы, которые студии вынуждены производить, чтобы поддерживать работу запущенного механизма. А они не хотят снимать то, что интересно мне, потому что не знают, как обеспечить их дистрибуцию». Другими словами, круг замкнулся.
Выходит, что всего лишь один режиссёр, выйдя из-под контроля студии, полностью изменил атмосферу, в которой до этого создавалось кино. Рассказывает Скорсезе: «Врата рая» всех нас здорово подкосили. Я сразу понял, что мы присутствуем при последнем акте, будто на похоронах». Тему продолжает Коппола: «После выпуска картины произошло нечто сродни государственному перевороту, у истоков которого стояла кинокомпания «Парамаунт». Студии не могли спокойно воспринимать то, как сумасшедшими темпами растут издержки производства, а режиссёры полностью контролируют кинопроцесс и делают невероятные деньги. Поэтому они решили вернуть себе контроль над кино». Замечания Скорсезе и Копполы справедливы. Действительно, в начале 80-х в индустрии произошла контрреволюция, но роль «Врат рая» всё же не определяющая — картина лишь стала кульминацией тех изменений, что были запущены «Крёстным отцом», когда 8 лет назад была трансформирована система ведения бизнеса студиями. Новое руководство «Парамаунт» — Диллер, Айзнер и Симпсон — под неусыпным контролем Джеффри Катценберга пошло по пути, который, в конце концов, полностью трансформирует киноиндустрию. Диллер с Айзнером, в прошлом руководители телевизионных сетей, привыкли к специфике ТВ постановок и на художественное кино смотрели с тех же позиций: всё внимание уделялось единственной идее, единственному образу, по сути полнометражный фильм загонялся в формат рекламного ролика. «Одно время компанию «Парамаунт» возглавлял Брэндон Тартикофф и я направился к нему, чтобы попытаться продвинуть свою картину, — вспоминает Джон Бурмен. — Разговор он начал с вопроса: — Что, по-твоему, 30-ти секундный рекламный ролик на телевидении? — Не думаю, что смогу выразить… — Тогда и я не смогу решиться на производство картины, иначе как я её продам, — перебил меня чиновник». Милиус выражается предельно категорично: «Кашу заварили изнутри. Именно Диллер, Айзнер и Катценберг разрушили кинематограф». Кино стало всё больше напоминать комиксы, а иногда, как в случае с «Суперменом» и «Бэтменом», действительно ставилось по мотивам рисованных картинок. Позднее этот феномен назовут «высокой концепцией». Толкований было много, но наиболее скандальное приписывают Спилбергу: «Если человеку для выражения своего замысла хватает 25-и слов, а может и меньше, не сомневаюсь, что выйдет прекрасный фильм. Мне нравятся задумки, суть которых можно объяснить на пальцах». По мере того, как студии укрепляли свои позиции, центр силы смещался от режиссёров к чиновникам, и теперь они, выходя из тени авторов-художников, сами превращались в знаменитостей. Если в начале 70-х гвоздём номера «Эсквайра» считался материал Кита Карсона о кинорежиссёрах, то через десять лет главная статья Тони Шварца в журнале «Нью-Йорк» посвящалась делам головного офиса студии «Парамаунт». Руководил процессом Симпсон. «Дон изменил отношение студий к материалу, продюсерами которого они являлись, — рассказывает Крейг Баумгартен, в тот период один из руководителей компании. |
