Студия «Фокс» придерживалась старых канонов, как и раньше работая с продюсерами. У Инго Преминджера был контракт, и Ричард Занук дал добро на его работу над фильмом. Уже не один режиссёр, включая Фридкина, сценарий отклонил. Литто показал Преминджеру кое-что из работ Олтмена. Тому понравилось, и он решил рискнуть. Литто добился контракта, по которому они получали 125 тысяч и 5% от проката. Но когда руководство «Фокс» услышало имя Олтмена, восторга не было. Его ещё помнили, причём это была отнюдь не добрая память. Лет десять назад режиссёр ставил на студии телешоу и залил все помещения кипятком. Один из чиновников выразил общее мнение: «Этот контракт — потенциальная проблема для компании». Текущими делами у Занука занимался Оуэн Маклин, тёртый калач. Он и позвонил Литто:

— Джордж, мне тут сообщили, что Инго, не согласовав вопрос с нами, заключил контракт с Бобом Олтменом. Мы не можем утвердить это решение, потому что…

— Я знаю, Оуэн, только то, что подписал контракт, — перебил его Литто. — Я лишь скромный агент. Скажи, что хотел, а я передам моему клиенту.

— Ну, ты и дерьмо, Джордж. Хорошо, вот мои условия — 75 тысяч наличными и ни цента больше, соглашайся или проваливай И не вздумай приходить торговаться, больше за картину он не получит.

Литто позвонил Преминджеру и сказал:

— Маклин провоцирует меня, он не хочет, чтобы картину ставил Боб.

— Что намерен делать, Джордж? — поинтересовался продюсер.

— Думаю, соглашусь на его условия, а если картина получится, с твоей помощью выправлю всё, как уговорились прежде.

Теперь Литто связался с Олтменом и передал ему условия компании. Режиссёр негодовал, но Литто нашёл нужные слова:

— Боб, ты хочешь их «сделать»?

— С удовольствием.

— Тогда соглашайся. Поставишь классный фильм, а на следующей картине разбогатеешь, обещаю.

Олтмен молча согласился. И если и не разбогател, благодаря деятельности своего агента, то, по крайней мере, стал гораздо ближе к решению поставленной задачи. Кроме того, Литто удалось отговорить Роберта от навязчивой идеи зачем-то прострелить себе ногу.

Так или иначе, Олтмен контракт подписал. Однако шеф отдела материально-технического обеспечения Льюис Мерман, по прозвищу «Док», вознамерился указать «мастеру» на его истинное место и сказал: «Ему нас не задавить». Несмотря на повальное присутствие во главе компаний режиссёров «нового» Голливуда, среднее руководящее звено, начальники отделов и цехов — операторского, осветительного, монтажного, звукорежиссёрского и т.д. — были ветераны, то есть люди, привыкшие работать по старинке. Они настаивали на том, чтобы фильмы ставились как раньше — на студийном оборудовании, пусть и допотопном, с привлечением съёмочных групп, входивших в профсоюз. Увещевания вроде тех, что снимать можно дешевле и быстрее, если привлекать небольшие коллективы, в том числе из местных специалистов, и использовать более лёгкое переносное оборудование, не действовали. Да и зачем им было рубить сук, на котором они просидели всю свою жизнь. Хоппер был прав, когда говорил, что фильмы, стоившие меньше миллиона, подрывали систему. В припадке гнева Олтмен нацарапал на листе бумаги — «Роберт Олтмен не будет ставить «М.Э.Ш.». Транспарант был повешен на стене ванной комнаты. Как-то ночью Кэтрин позвонила Литто домой в Бенедикт-Каньон:

— Плохие вести. Боб всю ночь не ложился. Он отказывается от картины.

— Что ты говоришь?

— Он только что поехал к тебе сказать, что не будет ставить картину. Не знаю, как будем жить, мы по уши в долгах.

— Успокойся, Кэтрин, никуда он не денется.