— Никуда тебе не уходить. У Катерины восемь телят, а у тебя пятьдесят с лишним. Что ж, тебе работы мало?

Наступило неприятное молчанье. Но тут поспешила вступить в разговор бабушка Анна.

— Вот и зима наступила, — мирным, добрососедским голосом сказала она, — сейчас бы снегу побольше… — И, словно никакого раздора не было, дружелюбно спросила: — Дров-то навозили, Тихоновна?

— Маловато, — неохотно, но уже понизив голос, ответила Марфа Тихоновна, — еще возочков пять надо бы.

— И у нас маловато… маловато… Прошу, прошу старика, да ведь разве допросишься? Все некогда да некогда… Капусты много ли нарубили?

Постепенно крик перещёл в мирную беседу. Дед Антон, докурив цигарку, откровенно зевнул.

— Ох, что же это я? — спохватилась Марфа Тихоновна. — Уж ночь на дворе, а я сижу и людям спать не даю…

Она встала и поспешно направилась к двери.

— Ничего, ничего, что ж такого? — любезно возразила бабушка Анна, провожая ее. — Выспимся еще, ночь-то с нами!

— Ах ты, скажи пожалуйста! — вздохнул дед Антон. — Уж вроде и не крупное новшество в жизнь проводим, а и сколько же разговоров, да криков, да волненья! Трудно, трудно тем, кто дорогу прокладывает, как той лошади в обозе, что впереди идет…

— А ведь лошади-то соображают, — заметила бабушка Анна. — Идет, идет передом да устанет, а как устанет, так и свернет в сторону, другую вперед пропустит. Не пора ли и тебе, старик, так-то с дороги свернуть?

— Вот ноги не будут ходить, тогда и сверну. — ответил дед Антон.

И, снова улегшись, укрылся одеялом и тотчас захрапел.

Еще задолго до праздника Октябрьской революции колхозники интересовались:

— А как нынче праздник будем справлять?

Председатель, прищурившись, поглядывал на них и отвечал уклончиво:

— Посмотрим, сколько заработали. Может, еще и справлять-то будет не на что!

Но свезли хлеб государству, посеяли озимые, засыпали семенные фонды, а в кладовой еще полным-полно. В этом году хорошо досталось на трудодни, и вопрос о празднике сам собой решился.

Тяжкие ноябрьские тучи висели над деревней. Тусклые, серые стояли дни. Да и дня-то почти не было; утро еле-еле раскроется к полудню, а не успеешь пообедать, как уж и снова темно, уж и свет включай. Тяжелая грязь мешалась со снегом — ни осень, ни зима, самая глухая пора в году…

А в деревне по избам кипело веселое предпраздничное оживление. Тетка Пелагея Груздева, да вдова Марья Хомутова, да бабушка Анна Шерабурова ставили пиво. Все они славились уменьем варить пиво, вот им и поручили это ответственное дело. Василий Степаныч распорядился, чтобы пива варили побольше, — уж праздновать так праздновать! А что ж скупиться? Не бедный колхоз, не на последнем месте в районе!

Продавцу в кооперации приказали привезти хорошей колбасы, хороших селедок, хорошего вина и конфет хороших побольше. Хозяйки торопливо шили ребятам рубашки, а девушки осаждали портниху Ольгу Дмитриевну — каждой хотелось принарядиться на праздник. Анка Волнухина не нашла в своей кооперации подходящего материала и уехала за нарядами в Москву.

— А ты о чем думаешь? — опросила у Катерины мать. — Или и гулять не собираешься?

— А у меня же есть розовое, — ответила Катерина, подняв от книги глаза. — Выглажу, да и всё…

Мать с задумчивой улыбкой покачала головой:

— Ведь нужно же, чтобы дети так в родителей рождались!

Вот и отца твоего бывало еле заставишь новую рубашку надеть! — Она смахнула светлую слезу и усмехнулась: — Делай как знаешь.