Анна откинулась на спинку кресла. Значит, все начнется заново. Все будет как тогда, в Эльм-Корте. Начнутся посещения и требования денег в оплату долгов ее отца – в течение нескольких месяцев после ее замужества он требовал их письмами. И возможны требования другого рода – помогать обманывать и воровать у ее соседей и друзей. Нет. Она крепко ухватилась за ручки кресла. Только не это. Больше никогда. По крайней мере здесь она сможет противостоять ему.

Что же ей делать? Ее инстинкт в эту минуту подсказывал ей единственно верный шаг – пойти к Люку и все рассказать ему, вплоть до самых грязных деталей. Она попыталась представить облегчение, которое она почувствует, если сможет открыться мужу. Человеку, которого она любит больше собственной жизни. Она попыталась это сделать, но все, что представилось ее внутреннему взору, это было лицо Люка – сначала недоверчивое, затем презрительное, а затем холодное, со сжатыми губами. И ей рисовалась картина того, как он забирает у нее дочь и нанимает для нее кормилицу. А потом высылает ее куда-нибудь подальше, чтобы избежать шумного скандала.

Ее дыхание снова участилось. Она никогда больше не встретится с ним. Никогда.

Но потом она рассмеялась над своими вымыслами.Люк никогда не станет так на все реагировать. Она его жена. В последнее время он сделал ее и своим другом. Он чувствовал... да, несомненно, он чувствовал некоторую привязанность к ней. Он, наверное, выслушает ее с сочувствием. И обязательно поможет.

Но потом она вспомнила, как он отреагировал на обиду, оскорбление, нанесенное ему братом Джорджем. Он не только так и не простил брата при жизни, он даже не подходил близко к его могиле.

Нет, о нет, она не может так рисковать. Малейшая ошибка – и она потеряет все. Ставки были слишком высоки. Теперь разговор шел не только о Люке – еще была Джой. Но она в любом случае все потеряет. Она чувствовала, развязка близка. Когда-нибудь, возможно скоро, возможна еще через какое-то время, он увезет ее прочь – прочь от Люка, прочь от Джой, возможно прочь из Англии. Должна ли она покориться? Или бороться? Но как бороться? Рассказать Люку? Если она все равно собирается рассказать ему все когда придет время, почему не теперь?

Почему она не рассказала ему все в тот день, когда он сделал ей предложение? Или, что было бы еще лучше, почему она не отказала ему? Сейчас она бы уже была с сэром Ловэттом там, куда он надумал ее увезти. Она бы знала, какую роль ов предназначил ей – любовницы, жены или кого-то еще? По крайней мере она бы знала. И она не стала бы позволять себе обманываться видениями роскоши и счастья. И надеждой.

Борьба чувств и мыслей разрывала мозг Анны, а тело ее изо всех сил боролось с нестерпимой, подступившей к горлу тошнотой.

* * *

Люк был в библиотеке. Он листал какую-то книгу, взятую им с полки, но на самом деле он не видел ее. Обычно он тоже поднимался в детскую в это время дня. Он не мог противостоять соблазну поиграть с только что проснувшейся дочерью. При других обстоятельствах он бы, возможно, предложил Анне взять дочку и прогуляться вместе с ним. День, действительно, был прекрасный.

Но вместо этого он ушел в библиотеку и плотно закрыл за собой дверь.

В полковнике Генри Ломаксе чувствовалась некоторая утонченность. Его манера разговора, модная одежда соответствовали образу порядочного англичанина. Он непринужденно общался с гостями-мужчинами и был очарователен с дамами. Несомненно, на него будет большой спрос все лето, пока новизна не приестся.