В прошлом была потеря Генриетты. И еще одна, может еще более тяжелая потеря – потеря Джорджа, его любимого брата.
– Был ведь ребенок, Дор, – сдержанно проговорил он, – и поэтому Джордж женился на Генриетте. Ты ведь не думаешь, что это был мой ребенок?
Она фыркнула.
– Дети видят гораздо больше, чем это кажется взрослым, – сказала она. – Я много видела, Люк. Она положила глаз на Джорджа, как только он вернулся из турне – такой красивый и блестящий. И потом, конечно, он был маркизом и папиным наследником. Она флиртовала с ним, едва ты успевал отойти или отвернуться. Она хотела стать маркизой и герцогиней.
– Дорис! – Его голос был холоднее стали. – Позволь тебе напомнить, ты говоришь о своей невестке, позволь тебе напомнить. Так что замолчи, или сменим тему.
Но ей было уже не остановиться.
– Но я говорю и о моем брате тоже, – почти прошипела она, – кстати, и о твоем. Не может быть, чтобы все эти годы ты считал его таким негодяем. Во всяком случае ты не должен считать его таковым. Да, там было обольщение. Но обольстительницей была Генриетта, я клянусь тебе. Джордж только поддался минутной слабости и расплачивался за нее всю свою жизнь. Бедный Джордж.
Люк похолодел.
– Мы не будем больше говорить об этом, – сказал он. – Я не хочу ссориться с тобой сразу же после примирения.
– Люк. – Она посмотрела на него глазами, полными слез. – Это из-за Генриетты ты не приезжал целых два года после смерти Джорджа, да? Ты все еще любил ее? Ты и сейчас любишь ее? Бедная Анна!
– Нет, я не люблю Генриетту. Но, как я уже сказал, больше мы не будем говорить об этом. – Его голос был тихим, но глаза метали молнии, и она наконец замолчала.
Он не знал, правдой ли было то, что она сказала. Он не знал, хотел ли он, чтобы это было правдой. Но его удивило, что до сегодняшнего дня ему не приходило это в голову. Во Франции он забрался в раковину цинизма. Но Генриетта осталась снаружи этой раковины – единственная непогрешимая и совершенная частица его прошлого. Единственный предмет его любви, в который он продолжал верить, хотя его и не было в настоящем.
И все же, веря в нее, ему пришлось носить в себе глубокую рану от жестокого предательства его брата. И из-за боли от этой раны ему пришлось убить в себе чувство любви.
– Сказать тебе, какого мужа я буду искать этой весной в Лондоне? – спросила Дорис после нескольких минут молчания.
– Да, пожалуйста. – И он сжал ее руку.
Глава 22
В тот же вечер полковник Генри Ломакс нанес визит вежливости в Баденское аббатство. Он тепло пожал руку Эшли, был чрезвычайно рад познакомиться с леди Дорис и выразил сожаление, что на следующий день она и ее мать собираются уезжать в Лондон. То есть жалел он себя, пояснил полковник, а также всех тех, кто оставался в поместье. Ведь приезд двух столь очаровательных дам обитатели Лондона не смогут оценить по заслугам,
Дорис покраснела и рассмеялась, покоренная его галантностью. Генриетта проявила явную заинтересованность в столь красивом и привлекательном госте и соседе.
– Ах, сэр, – сказала она, когда все сели пить чай в гостиной, – трудно поверить, что в доме, где я выросла, теперь целый год будет жить чужой человек.
– Чужой, мадам? – повторил он. – Я надеюсь очень скоро стать вашим добрым соседом и даже другом.
Генриетта покраснела.
– Я имела в виду, что с этим домом у меня связано столько приятных воспоминаний...
– Тогда не будьте чужой в вашем доме, мадам, – ответил полковник. – Добро пожаловать ко мне так часто, как вы того пожелаете, и берите с собой ее светлость, вашу невестку. Буду очень рад.
– Ах так, – рассмеялась Генриетта. – Уж не показалось ли вам, что я решусь прийти одна? Тем не менее с вашей стороны очень мило пригласить меня. |