Затем, возвратясь, она тепло и весело, как обычно, пожелала Эшли спокойной ночи, но у двери обернулась и бросилась к нему через всю комнату, сделав именно то, чего Эшли так хотел избежать, – стиснула его в объятиях и заплакала.
Когда ему удалось освободиться от ее рук, его глаза тоже были влажными.
Люк рано позавтракал и ушел из дома еще до того, как Эшли спустился вниз. Он провел бессонную ночь и даже ушел в свою отдельную спальню, чтобы не разбудить Анну. Он отверг семью, всю семью, и жил, похоронив все чувства, целых десять спокойных лет. Теперь они вернулись – и семья, и чувства. Он любил Дорис и Эшли. Ему все еще было горько от того, что мать отреклась от него. Теперь он это признавал. И он все еще ненавидел отца и Джорджа.
Джордж. Джордж упал на нож и убил себя. Люк рано вышел из дома, сам оседлал коня и медленно, с неохотой поехал в то единственное место, куда он мог поехать. Он ехал нанести визит – с которым уже давно запоздал.
Мальчиком он любил бродить по кладбищу. Его увлекала мысль, что здесь лежат его предки, и предки его предков, и предки их соседей и знакомых из деревни. Здесь он ощущал тайну и чудо вечного продолжения жизни.
Но на этот раз он приехал ради двух определенных могил, тех, которых он еще не видел. Сперва он остановился у могилы отца. Его отец не был суровым человеком. В нем тоже жила любовь – любовь к сыновьям и к дочери. Но и эта любовь знала пределы. Очевидно, Люк не вмещался в эти пределы. Двадцатилетний Люк пережил горькую обиду, когда от него отрекся отец. Теперь, в тридцать один год, он лучше понимал чувства отца. Люк пытался – по крайней мере именно так все думали – застрелить своего брата, и это ему едва не удалось! Люк спрашивал себя, чувствовал ли отец раскаяние в последние годы жизни.
«Отец», – молча позвал он. Но больше слов Люк не нашел. Он только вдруг вспомнил, как отец с бесконечным терпением учил его кататься на самом первом пони. Папа.
Рядом оказалась маленькая могилка мертворожденного младенца. Ему успели дать имя – Лукас.
Люк долгое время смотрел на маленькую могильную плиту в изголовье могилы, возможно, потому, что он не решался подойти к следующей семейной могиле. Но все же подошел. Джордж. Умер в возрасте тридцати двух лет. Убит своей собственной рукой. Потому что не мог простить себе того, что он сделал. Потому что его брат не хотел простить его. Потому что его брат вернул те деньги.
Отсылая назад деньги и листок, на котором не было ничего, кроме неразборчивой подписи брата, Люк чувствовал себя оскорбленным, он был зол на брата и гордился своим поступком. Предложение перемирия. Предложение любви. Осмеяно и отвергнуто. Люк теперь понимал, что ему в его юношеском эгоизме казалось, что страдает только он. Нет – он и Генриетта. И он отверг это предложение любви. И саму любовь. Он убил всю любовь в себе самом и вырвал ее из своего сердца, чтобы больше никто и никогда не смог причинить ему боль.
А тем самым причинил другому человеку такую боль, что тот расстался с жизнью. Он причинил боль своему брату. В конечном итоге он убил Джорджа.
Люк поежился, почувствовав, как по спине прошелся холод. Он не надел плащ. Казалось, в любую минуту мог пойти дождь. Кругом все было серым и мрачным, будто природа подыгрывала его настроению,
– Джордж. – вслух сказал он. – Джордж. Прости меня. Я простил тебя. Прости меня. Прости. Я люблю тебя.
Любовь пришла как боль. Боль, которую нельзя смягчить или прогнать. И ее никто не отверг. Люк опустился на колено и положил одну руку на могильную плиту, а другую на землю, под которой покоились останки его брата.
– Прости меня. – Слезы, уже не таясь, падали в густую траву. – Прости.
А потом Люк опустил голову на руку, лежавшую на плите, и зарыдал – громко и мучительно.
Прошло много времени, прежде чем он медленно поднялся и пошел к дому, ведя лошадь под уздцы. |