«Он нервничает», – подумал Люк, возвращаясь к столу. Он вытащил из пачки бумаг документ, лежавший под письмом Генриетты. Они могли обойтись и без вступления, и оба знали это. Если мужчина приходит днем, это означает, что его пригласили. Но на утренние визиты вызывают. Сейчас было утро, и он сам вызвал Эшли.

– У тебя, несомненно, есть объяснение этому, – сказал Люк, протягивая Эшлн счет. – Он пришел вчера, когда все другие уже были оплачены. Может быть, почта опаздывает? Как ты можешь видеть, это счет на кругленькую сумму за... ах да, за изумрудный браслет! Наверное, подарок для нашей матери? – Он сел, закинув ногу на ногу.

– Для нашей матери, клянусь жизнью! – рассмеялся Эшли. – Хорошая шутка, Люк! Нет, это для одной леди, которой нравятся игрушки. Для леди, которой я люблю дарить игрушки.

– Леди? – Люк поднял брови. – Той самой, для которой ты снял дом и нанял слуг? Той, которую ты одеваешь в лучшие шелка?

– Она стоит того, Люк, – ответил ему брат. – Говорят, что у тебя были лучшие женщины Парижа. И ты женился на одной из самых хорошеньких женщин Лондона. Видишь, я всего лишь поддерживаю традицию! К тому же у меня еще никогда не было такой женщины.

– Должен добавить, что она и стоит недешево, мой дорогой.

– Проклятие! Ты такой же, как папа и Джордж! Мне двадцать два. Неужели я должен жить, как монах? И не зови ты меня «мой дорогой»! Это звучит, как будто ты готов...

– Полагаю, в Лондоне – как и в Париже – есть роскошные публичные дома, – сказал Люк, вежливо подождав, чтобы Эшли мог закончить свою фразу, если пожелает. – Там любой мужчина может найти удовлетворение со здоровой и искусной женщиной. И ей не придет в голову требовать шелков и драгоценностей даже у самых наивных.

– Черт побери! Но я не хочу проститутку, Люк. Я хочу любовницу. Госпожу. Я брат и наследник герцога Гарндонского, в конце концов. Я ведь должен поддерживать твою репутацию!

– Ах, дорогой мой, ты еще так молод, – ответил Люк. – О, извини. Я забыл, что нахожусь в Англии, где мужчины живут под страхом показаться изящным на словах или на деле. Ты не должен поддерживать ничью репутацию. Каждый живет сам по себе. Особенно если свободен от каких-либо обязательств. Ты скучаешь? Есть ли у тебя еще какие-нибудь планы в жизни, кроме как поддерживать мою репутацию? Между прочим, ты ошибаешься. Я никогда не содержал любовницу и почти не прикасаюсь к спиртному с тех пор, как мне исполнился двадцать один год.

– Да, тебе и не нужно было содержать любовниц, – горько сказал Эшли. – Все говорят, что жены самых знатных людей сами прыгают в твою постель, стоит тебе только мигнуть. Говорят, маркиза де Этьен приехала в Лондон, чтобы...

– Осторожнее, – спокойно сказал Люк. – Когда дама вращается в высших кругах общества, она вольна ехать куда ей вздумается. Так что насчет твоих планов?

– Только не армия, – твердо сказал Эшли. – Это была папина идея. Джорджу – титул, тебе – сан священника, а мне – армия. Я не трус, Люк, но не желаю быть пушечным мясом для министров, которым взбредет в голову повоевать. И не церковь. Мама с Джорджем прочили меня туда, когда ты не оправдал их надежды. Я хожу в церковь и подаю милостыню, и, насколько я помню, я ничего не украл и никого не убил. Но я не хочу быть священником, даже имея перспективу стать епископом. Не пытайся навязывать мне это, Люк.

– Ты энергичный человек, Эшли. Ты не выносишь ограничений и требуешь независимости. Но понравится ли тебе всю жизнь приходить с протянутой рукой ко мне или к управляющему!

– Нет, клянусь жизнью, – сказал, вставая, Эшлн. – В конце концов, все пытались говорить мне высокие и мудрые слова о моей жизни.