– Когда я была маленькой, мне нравились грозы, – сказала она. – Я забиралась на крышу нашего коттеджа и смотрела на тяжелые тучи, катившиеся по небу и наползавшие друг на друга. Я любила смотреть на молнии, на это бурление стихии, на надвигающуюся тьму. Я любила слушать удары грома. Это было опасно, я знала об этом, и все-таки это влекло меня. Мне хотелось дотянуться до туч, коснуться их, понять, из чего они состоят.

Она все еще под обаянием грозной стихии, подумал Джастин. Тут он вспомнил о мраке в собственном сердце и о том, что, похоже, она могла бы понять его чувства, добраться до того, что таится в глубине его души. Эриел замолчала. Ее внимание привлек пейзаж за окном, и Джастину было приятно наблюдать за ней. Снова он ощутил уже знакомое томление, как и яростное желание обладать ею, уже привычное ему с момента ее приезда в Лондон. Он желал ее, желал погрузиться в нее.

Ему хотелось снова испытать этот момент ослепительной радости, столь же яркой, как сияние солнца. Он испытывал неудержимый голод, теперь редко оставлявший его в покое, и его плоть тотчас же откликалась на него и твердела. Как только они доберутся до Танбридж-Уэлса, он снимет уютный маленький коттедж, на руках отнесет Эриел в постель и будет наслаждаться ею, пока тело его не насытится ее теплом. До тех пор, пока мрак в его сердце не рассеется хотя бы ненадолго и он не почувствует ослепительное сияние света внутри. Конечно, это будет длиться недолго. Ничто не сможет изменить его природу. Этот мрак все равно снизойдет на него, накинется на него, как монстр, потащит его в глубину и охватит его своими туманными щупальцами. Это случится снова, как случалось всегда, но только не теперь, не в эту минуту. Потому что сейчас здесь была Эриел, разгонявшая этот мрак. По крайней мере на время он согреется в ее горячей нежности.

Они ехали быстро. Джастин старался вести с ней любезную беседу и иногда даже улыбался, но Эриел ощущала под этой светской маской его жаркую страсть. Впрочем, он и не пытался скрыть ее, а, возможно, намеренно позволял ей увидеть, какова ее власть над ним. Эриел ощущала его с трудом обуздываемое желание, и от этого сердце ее обрывалось, а по рукам и ногам разливались трепет и жар.

Они добрались до Танбридж-Уэлса в конце дня, и по мере приближения к городу настроение Джастина менялось, он мрачнел, его беспокойство возрастало, и Эриел это почувствовала. Коляска остановилась возле конторы Гарри Хиггинботтома, посредника в вопросах купли, продажи и аренды земельной собственности. Джастину без труда удалось снять коттедж. Он был расположен в конце обсаженного деревьями переулка на окраине городка. Это было двухэтажное строение, обвитое плющом, с отдельным помещением для слуг и конюшней на заднем дворе. Дом был обращен фасадом к небольшому живописному лугу, тоже окруженному деревьями, расцвеченными яркими красками осени.

– Он очарователен, – сказала Эриел, когда граф провел ее в холл с паркетным полом, а потом они вместе обошли комнаты нижнего этажа, пока лакеи вносили наверх их чемоданы. Хотя этот дом был построен из камня, он не имел ничего общего с особняком на Брук-стрит. Гостиные в нем были маленькими и уютными, ковры поражали богатством красок и узоров. В доме были десятки окон с витражами, и весь коттедж излучал тепло и уют.

Они вернулись в холл. Джастин держал ее за руку. Он взглянул на витую лестницу.

– Не посмотреть ли нам, что там наверху?

Голос его показался Эриел слегка хриплым. Подняв на него глаза, она увидела в них мрачный огонь и уже знакомый ей неутолимый голод, и в ответ на этот взгляд что-то сжалось у нее внутри.

– Наверху? Да… я думаю, это хорошая мысль.