И про убийство Ивана тоже не знала. И что Марине сейчас не до личной жизни.
— На личном фронте тихо, — тем не менее ответила она.
— Ты вроде бы замуж собиралась?
— Решила отложить.
— И правильно, — неожиданно подала голос Валерия. — Муж должен быть крепким и хватким. А если у него руки, как у белошвейки, а ножки, как у Золушки, какой от него толк?
Прыщавый юноша покосился на нее и громко хихикнул.
Арсений Андреевич поспешно завел разговор о проблемах сельских жителей, об администрации соседнего совхоза, о подвале, в котором появилась плесень. Поддерживали разговор только Валерия и Марина, остальные молчали как задушенные. Ирина Владимировна по-прежнему косила глазом, и Марине стало казаться, что она слышит какие-то звуки из-за двери и эти самые звуки и напрягают тетку.
По мере продвижения к десерту звуки становились все отчетливее, и тетка начала потихоньку киснуть.
— Ирочка, что там такое? — наконец спросил Арсений Андреевич. — Ты впустила в дом собак?
— Это не собаки. Это дедушка, — неожиданно для всех сказал юноша с пробором.
Дети, похожие на рыб с выпученными глазами, замерли с ложками во рту.
— Какой дедушка? — опешил Арсений Андреевич. — Разве мы забыли позвать кого-то к столу? А, Ирочка?
Ирина Владимировна покрывалась румянцем снизу. Он полз от шеи ко лбу, и издали казалось, будто кто-то наполняет бокал розовым вином.
— Э-э… Это мой дедушка, — наконец выдавила она из себя.
— Деда Вова? — изумленно переспросил Арсений Андреевич. И грозным тоном повторил:
— Деда Вова?!
Тут дверь в столовую распахнулась, и на ковер ступил деда Вова собственной персоной — маленький улыбчивый старичок до того безвредного вида, что даже оторопь брала: отчего вокруг него бушуют такие страсти?
Одна Марина смогла оценить драматизм ситуации. Деду Вове недавно исполнилось девяносто два года, но даже этот почтенный возраст не смог укротить его стремления ко всякого рода проделкам и авантюрам. Дед был довольно шустр, любопытен и по-своему хитер. Он любил выпить и погулять — обязательно с беспорядком — и обожал вгонять в краску особ женского пола, до которого в молодости был большой охотник. При скоплении народа испытывал душевный подъем. Именно поэтому в доме внучки ему безумно нравилось. Несмотря на преклонный возраст, дед предавался всякого рода излишествам, уверяя, что больше всего здоровью вредят упорные мысли о необходимости его сохранения.
— Здравствуйте все! — радостно заявил он, разведя руки в стороны. — А что, накормите ли дорогого гостя или как?
— Откуда ты взялся? — оторопело спросил Арсений Андреевич. — Тебя ведь только вчера забрали зятья!
— Зятья! — презрительно протянул деда Вова, бегая глазами по сторонам в поисках подходящего местечка за столом. — У зятей не мозги, а пригоршня лузги. Мне с ними делать неча. Харахтерами не сходимся.
— Зятья повели его в кафе перекусить, и он бросил им в пиво по пригоршне слабительного, которое стащил из нашей аптечки, — ровным тоном пояснила Ирина Владимировна.
— И оставил я их, горемышных, в большом смятении. Было весело. — Дед нашел стул, приткнувшийся в углу, и поволок его по полу. — Как они побегли в уборную, все посетители на улицу рванули: думали — землетрясение началось. А я под шумок — шмыг под мосток. И к вам! У вас здесь здорово!
— Как ты добрался? У тебя же ни документов, ни денег, — продолжал недоумевать Арсений Андреевич.
— Как всегда, — пробормотала Марина, криво ухмыляясь. |