Не только твой дом, но и слуги, и капиталы должны наследоваться, Джесси. «Боги медленно освящают новый домашний очаг». Ты не такая сильная, чтобы вынести тяготы глуши вроде калифорнийской. Пусть Джон завершит экспедицию по прокладке железной дороги, вернется в Вашингтон и наладит свою жизнь в столице. Ты будешь здесь более счастлива.
Восемь лет назад, во время поездки в Черри-Гроув, предупреждения матери казались семнадцатилетней Джесси не имеющими значения. Но Джесси стала иной, более мудрой, пережив многое из худшего, что предрекала мать.
— Кто-то должен заложить первый камень домашнего очага, мама, — ответила она, — ибо в противном случае наследовать будет нечего.
Джон в конечном счете найдет для себя более интересную область деятельности, чем сельское хозяйство, но первое, что следует сделать, — это заложить дом. Если ее мать права, говоря, что боги медленно освящают новый домашний очаг, тем больше причин поторопиться с его установлением.
К концу двухнедельного плавания Джесси, впервые увидев пальмы и тропическую растительность Чагреса, огорчилась, узнав, что расстается с капитаном Шенком, который олицетворял для нее последнюю связь с домом. Она проснулась, когда было еще темно, оделась при свечах в подготовленное с вечера платье. Держа Лили за руку, она поднялась на палубу в то самое время, когда можно наблюдать стремительный восход тропического солнца, ощутить наступление дня в шуме прибоя на пляже Чагреса. Она впервые увидела тропики: на расстоянии они казались весьма приветливыми, с пальмовыми зарослями на песчаном побережье и густыми зелеными рощами вдоль реки. Капитан Шенк шагнул ей навстречу, и Джесси улыбнулась ему.
— Итак, мой капитан, путешествие завершилось, — сказала она, — вы сделали его приятным для меня и моей дочурки.
Капитан Шенк не ответил на ее улыбку. Он сказал встревоженно:
— В таком случае позвольте мне оказать последнюю услугу сенатору Бентону и полковнику Фремонту. Не пытайтесь пересечь Панаму. В стране лихорадка Чагреса. Люди мрут в лодках и на пеших переходах. Еда прескверная, вода заражена. Этот путь не следовало бы открывать.
Ощутив препятствие, отодвигавшее ее встречу с Джоном, она вдруг вспомнила сцену в индейской резервации Делавэра, когда была так близка к потере своей любви, своего мужа, всего того, что составляло смысл ее жизни. Отныне она дорожила всем этим вдвойне, оказавшись перед опасностью их потерять. Любая мысль, что ей не удастся присоединиться к мужу в Сан-Франциско, восстанавливала в ее памяти те полные отчаяния часы, которые она провела в хижине майора Каммингса.
— Уверена, что выдержу переход, капитан, — убежденно ответила она.
Судно качало на волнах, и ей не терпелось сойти на берег. Она вернулась в свою каюту за пальто и сумочкой. Дверь оставалась распахнутой, и она услышала тяжелую мужскую поступь. Незнакомый голос кричал:
— Я не возьму на себя ответственность за переход какой-то изнеженной леди через Панаму! Ей не понравится, что индейцы ходят без одежды, с ней обязательно будут неприятности, она просто не выдержит!
Ей не приходилось слышать термин «изнеженная леди» с момента окончания Академии мисс Инглиш. Поправив шляпку и решительным жестом пригладив длинную темную юбку, она перешагнула порог и столкнулась с незнакомцем. Мужчина посмотрел на ее худенькое лицо, хрупкую фигурку, горящие карие глаза и произнес, заикаясь:
— Вы вовсе не изнеженная леди, а просто бедная худенькая женщина!
Джесси отдала Лили моряку, который спустился с ней по веревочной лестнице и посадил на посыльное судно, стоявшее у борта парохода. Джесси сумела справиться с болтавшейся из стороны в сторону лестницей и втиснулась в лодку. Суденышко отплыло к берегу.
_/2/_
На берегу она чуть не задохнулась от запаха тухлой рыбы, чая и корицы. |