Изменить размер шрифта - +
Ты нежно вел меня за руку все эти счастливые годы, ты не можешь вдеть мне, как волу, в нос кольцо под предлогом, что делается такое ради меня самой.

— Что сказал тебе лейтенант Фремонт?

— Ничего… во всяком случае прямо от него я не слышала. Возможно, я читала его мысли, но свидетельства такого рода судом не принимаются, не так ли?

— Совсем не забавно.

— Лейтенант Фремонт был очень осторожным, — продолжала она, — Ты форсируешь события, отец, ведь ты никогда не шел напролом в деликатных вопросах.

— Я слишком хорошо учил тебя, — застонал сенатор.

— Ну вот, Том, — проворчала Джесси, — ты вложил мне в руки оружие для борьбы, и неужели ты думаешь, что я его не использую, когда мое счастье под угрозой?

— Твое счастье! Но это же фантастика, Джесси! Впервые у тебя появилось романтическое увлечение, и ты уже говоришь о своем счастье! Лейтенанта Фремонта просто не будут приглашать в этот дом.

Они молча стояли, глядя друг на друга глазами столь одинаковыми, что их можно было принять за зеркальное отражение. Противоборствовали их воля и упорство. Затем Джесси повернулась и пошла в свою комнату.

Ее ожидала Мейли с подносом, на котором стояла еда.

— Ты, наверное, проголодалась, дитя, — сказала пожилая негритянка, — я видела твою тарелку, когда ее принесли на кухню: ты даже не прикоснулась к еде.

— Спасибо, Мейли, но я не хочу есть.

Женщина посмотрела на нее с откровенным удивлением:

— Не хочешь? Что с тобой, детка, ты захворала?

— Так утверждает отец.

— Что же ты подцепила? Хочешь, я принесу отвар сенны?

Джесси грустно улыбнулась:

— Спасибо, Мейли, не приноси, отвар сенны ничего не лечит и уж во всяком случае не лечит то, что я подцепила.

 

_/7/_

Последующие недели были бы невыносимыми для Джесси, если бы не присутствие бабушки Макдоуэлл, каждую весну приезжавшей к Бентонам с визитом. Как в школе, так и дома в ее воспоминаниях постепенно угасал облик лейтенанта Фремонта. Хотя она чувствовала себя несчастной от разлуки с ним, она не впадала в отчаяние и была уверена в том, что силы, которые свели их вместе, слишком велики, чтобы исчезнуть лишь по той причине, что Томас Гарт Бентон счел ее слишком юной для любви. Она хотела поговорить с отцом о лейтенанте Фремонте, убедить его, что давление на нее будет иметь обратный результат. Если бы отец позволил ему вновь приходить на обеды в воскресенье, она дала бы обещание вести себя равнодушно и контролировать себя во время бесед.

Но и в конце второй недели Джесси не смогла обсудить вопрос с отцом. Он готовился выступить в сенате, а это, по его оценке, потребует нескольких часов, и, чтобы сберечь голос для такого события, хранил молчание несколько дней. Джесси решила, что даст ему возможность отдохнуть и через день вызовет его на откровенный разговор. Придя в библиотеку на следующее после выступления утро, она обнаружила, что он все еще испытывает неприятное ощущение в горле, и, пожалев его, решила проявить терпение.

Разлука с Джоном Фремонтом была тем более болезненной, что в доме Бентонов не было никого, с кем она могла бы поговорить о нем. Потому она была рада встрече с бабушкой Макдоуэлл.

Бабушка Макдоуэлл родилась восемьдесят лет назад в Виргинии, в Черри-Гроув. Она пережила войны с индейцами в Революционную войну. На ее лбу белел шрам от ножа, брошенного в нее, когда она была ребенком, индейцем, воевавшим на стороне англичан. Она называла этот шрам меткой короля Георга. Когда бабушка была больна или переживала неприятности, навалившиеся на детей и внуков, шрам, казалось, становился большим по размеру, когда же она чувствовала себя хорошо и семья процветала, он почти исчезал.

Быстрый переход