Ральф посидел еще немного с низко опущенной головой, надел тапочки и прошаркал в гостиную. Наступало время ожидания восхода солнца.

Глава четвертая

1

Хотя циники всегда говорят более правдоподобные вещи, чем оптимисты, опыт подсказывал Ральфу, что в большинстве случаев они ошибаются, и он был рад, что насчет Элен Дипно Мак-Говерн ошибся — в ее случае одного куплета «Блюза разбитого сердца и избитого тела» было вполне достаточно.

На следующей неделе в среду, когда Ральф, наконец, решил повидать женщину, с которой Элен беседовала в больнице (ее звали Тиллбери —Гретхен Тиллбери), и попытаться выяснить, все ли хорошо с Элен, он получил письмо.

Обратный адрес был прост — Элен, Натали, Хай-Ридж, — но этого оказалось вполне достаточно, чтобы Ральф успокоился. Усевшись в свое кресло на веранде, он вскрыл конверт и достал два листа линованной бумаги, исписанных наклонным почерком Элен.

Дорогой Ральф.

Наверное, ты решил, что я все-таки обижаюсь на тебя, но это не так.

Дело в том, что здесь мы не должны общаться с кем бы то ни было письменно или по телефону — первые несколько дней. Таковы правила данного заведения.

Мне здесь очень понравилось. Натали тоже. Еще бы — у нее появились приятели для игр приблизительно ее возраста. Что же касается меня, то я познакомилась со столькими женщинами, прошедшими через весь тот кошмар, который и привел меня в Хай-Ридж, что скажи мне об этом кто-то раньше, ни за что бы не поверила. Думаю, ты видел телепередачи — беседы с женщинами, которые любили мужчин, использовавших их в качестве боксерской груши, но когда подобное случается с тобой, всегда кажется, что все происходит совсем иначе, словно это нечто новое в нашем древнем мире. Облегчение от понимания, что это не так, — самое лучшее из происшедшего со мной за не столь уж долгое время… Далее Элен писала о том, чем она занимается в Хай-Ридж — работает в саду, помогает ремонтировать складские помещения, моет окна водой с уксусом — и о приключениях Натали, делающей первые попытки ходить. Остальное касалось происшедшего и того, как она намеревается поступить, и именно здесь Ральф почувствовал, какие противоречивые чувства одолевают Элен ее обеспокоенность будущим и как бы в противовес непоколебимая решимость поступить так, как будет правильно для Натали… И для нее тоже. Казалось, Элен только сейчас открывала, что она тоже имеет право на счастье. Pальф был рад, что она это поняла, но одновременно испытывал грусть, думая о тех смутных, трудных временах, которые ей пришлось пережить, прежде чем наконец-то принять подобное решение.

Ральф взял второй лист. Элен писала:

Я собираюсь развестись с ним. Часть моего разума (она рассуждает совсем как моя мамочка) начинает буквально выть, когда я так резко говорю об этом, но я устала обманываться насчет своего положения. Здесь проводят психотерапевтические занятия, наподобие тех, во время которых люди, усевшись в кружок, за час используют по четыре коробки бумажных платков, но, представь, это помогает видеть вещи в их истинном свете и возвращает способность проще воспринимать происходящее. В моем случае простота заключается в том, что человек, за которого я вышла замуж, превратился в опасного параноика. То, что иногда он бывает любящим и нежным, — всего лишь обманный маневр. Мне необходимо помнить, что мужчина, некогда даривший мне собственноручно сорванные цветы, теперь иногда, сидя на крыльце, разговаривает с воображаемым собеседником, с мужчиной, которого называет «маленький лысоголовый доктор». Разве этого не достаточно? Думаю, я знаю, как все это началось, Ральф, и, когда мы встретимся, я тебе обо всем расскажу, если ты, конечно, захочешь слушать.

Я вернусь в дом на Гаррис-авеню (хотя бы на время) к середине сентября, если только найду работу… Впрочем, ни слова больше, так как эта тема пугает меня до смерти! Я получила записку от Эда — всего пару строк, но все равно, какое облегчение! — в ней он сообщает, что поселился в коттедже во Фреш-Харборе и согласен не вступать со мной в контакт.