– Я твой музыкант! Не бросай меня, сеньорито!

Слышу тяжкое дыхание Жабоглота, слышу, как они с воплями окружают его.

– Святотатец!

– Я честный христианин, сеньорито.

– Убить его!

– Прикончить, и все тут!

– Простите, дяденьки!

– Подыхай, проклятый!

Брань заглушает мольбы Жабоглота. Прихожане забрасывают его камнями. Я затыкаю уши. Не хочу я слышать, как тебя раздавят, будто таракана, Жабоглот.

– Другой, верно, тоже где-нибудь здесь.

– Я видел, как он сюда вбежал.

– Нигде нету.

– Надо, наверно, велорио ему устроить.

– Куда его оттащить-то?

– Спросим у святого отца.

– А другой где?

– Должен быть тут.

– Серой пахнет.

– Не серой это, а дерьмом!

– Они, проклятые-то, все так воняют. Давай ищи его!

Искали они меня, эти окаянные кукуфате, до темноты. Да еще потом долго бегали по улицам с факелами. Я притаился и ни гу-гу. Поздней ночью я наконец вылез из своего убежища. Вот как вы поплатились, хозяин! И вы, и ваш шут погибли, побитые камнями! Теперь я буду работать на себя. Подумаешь, какое трудное дело – план снять! В конце концов, и раньше-то кто их снимал? Разве не я? «Сеньоры, я берусь заменить Инженера. У меня имеется и каска, и кожаная куртка, и сапоги; я не такой обжора и возьму с вас вдвое меньше». Тахеометр я починю, куплю себе темные очки, а потом мне дадут в сопровождающие музыканта. Дождавшись, пока ночные тени совсем сгустились, я зашагал прочь. Рассвет застал меня неподалеку от Чинчины. День был базарный. На лотках громоздились такие чудеса, что у меня голова закружилась. Вот на углу старушка продает будочки. Булочки лежат на разостланном одеяле – пять кучек. Мимоходом прихватываю три. Не волнуйтесь, сеньора, скоро я займу место Инженера и, когда закончу свою работу, стану самым богатым человеком в Перу. Тогда я подарю вам целую булочную, отправляюсь дальше на юг. Сумерки. Деревушка. С площади Доносится музыка. Какой-то праздник? Иду туда. Слышится пение. Голос как будто знакомый. Это опять ты, проклятущий! Вхожу в дом. Посреди комнаты, битком набитой народом, пляшет Жабоглот – голова забинтована, рожа вся в синяках. Инженер сидит на стуле и весело хлопает в ладоши.

– Хозяин!

– Ты откуда явился, бродяга? Где разгуливаешь? Я за что тебе жалованье плачу?

– Как же было не удрать, досточтимый господин Инженер? я всю ночь вас разыскивал, никак найти не мог. Думал, эти сволочи вас убили. Уж я плакал, плакал, хозяин. Смотрите, какие красные глаза.

Жабоглот ведет хоровод. Что верно, то верно: в танцах никто с тобой не сравнится, Жабоглот. Его, оказывается, наняли, чтоб не скучать на велорио. Посреди комнаты – маленький гробик. Ребеночек чей-то помер. Когда взрослый помирает, все плачут, ну, а когда ребенок – надо радоваться, потому что его сразу берут на небо. Всю ночь плясали и пили. На рассвете подали курицу. Что в мире может сравниться с этим удовольствием – вкусно поесть? Я, например, от одного вида хорошей еды прихожу в волнение. Нынче ночью мне снился изумительный сон. Мне снилась кастрюля! Слышите, господин Инженер? Не человек какой-нибудь, а большая кастрюля.

Уже и полдень прошел, а мы все еще тут. Наконец выходим на площадь. Инженер достает монету.

– Если решка – едем на юг, если орел – тоже на юг.

Едем по направлению к Куско. Дорога вся в рытвинах. Хозяин предпочитает немноголюдные тропы. Чем меньше народу, тем больше надежды найти то, что он ищет.