|
Я сам видел: когда ехали по теплым районам, Раймундо Эррера стал всякие вкусные вещи покупать, чтоб подарить Мауро Лукасу, хранителю нашей Грамоты, – яблок накупил, всяких ягод, страстоцвета. Таких чудес в Карамарке и не видывали, там климат суровый. На моих глазах дон Эррера старательно выбирал фрукты. В Томайкичуа одна старушка отложила было самые лучшие персики для префекта Уануко, так он ей сказал: «Мы сами бедняки и хотим одарить такого же бедняка за то, что он хранит наши права на владение землей. Продай нам, сестрица, эти персики за столько, сколько стоит твой труд». – «Пять ртов у меня, братец, как же мне их кормить?» – «Тогда мы соберем все, что у нас есть».
Вот как дело было. Мы взбирались по горным тропам и несли на спинах подарки, Я сам видел: Раймундо Эррера не спал совсем, так беспокоился а теперь сплетники бесчестят его, благо нет его здесь – он в Тарму уехал, кажется. В тот день черная туча заволокла небо, а после такая же черная туча легла на наши души. Въехали в Карамарку Поганое селение – и живут здесь поганые людишки! Высоко оно в горах. А все же жители за несколько дней уже знали, что мы едем за своей Грамотой. Приехали. Сошли с лошадей. Вот Канталисио здесь, подтвердит, что не вру я. Канталисио остался с нашими лошадьми. Шел град. Известно: в Карамарке вечно либо град, либо снег. Я своими глазами видел, и вы все свидетели, и мертвые тоже – за них я еще рассчитаюсь, дайте срок, а тогда ослабел я совсем с горя, что Басилио Чавалии нет больше на свете; так вот я видел: Раймундо Эррера, всегда такой прямой, склонился низко. – Целую землю Карамарки, ибо здесь сберегли наши права. Чахлое солнце едва виднелось сквозь мятущийся снег. – Чтоб показать нашу благодарность, нашу признательность и почтение, войдем в Карамарку босыми, – сказал Раймундо Эррера. – Да будет так! – воскликнул дон Хуан Марселе Не знал он, что сам подписывает себе приговор: простудился он тогда, да и помер вскоре. Сотрясаемые ветром, стояли на краю пропасти дома. Мы отыскали дом Мауро Лукаса. «Он больше здесь не живет, – сказал нам парень по имени Сесарео. – Он теперь там живет». «Там» означало: в большом двухэтажном доме. – Вы не ошиблись, сеньор? Может быть, это другой Лукас? Нам нужен дон Мауро Лукас, что жил прежде в Бахомачайе. – Это он и есть. – Но тут, судя по всему, живет человек богатый. – Он теперь разбогател. Мы подошли. Постучали. Одноглазый слуга по прозвищу Кривой Эсекиель (у него был и слуга!) вышел к нам. – Можно видеть Мауро Лукаса? – Здесь такого нет. – Этот сеньор сказал нам, что он живет здесь. – Никакого Лукаса я не знаю. В этом доме живет сеньор дон Мауро Лукас, – отвечал слуга, ударяя на слове «дон». Дон Раймундо, уж я-то его знаю, даже с лица спал от гнева. Голос его дрогнул (только сердце молчало). – Янакоча просит дона Мауро Лукаса принять ее дары. Он выложил подарки (только сердце его молчало). Единственный глаз Эсекиеля Серы замаслился при виде фруктов. Эти чудеса не растут здесь в горах! – Сейчас доложу, – пробормотал он. Вышел. Вернулся. – Дон Мауро завтракает. Будете ждать? – Мы ехали сюда пять дней! – воскликнул Хуан Марсело, бледный от негодования. – Не беда. Мы с удовольствием подождем, – громко сказал Эррера (только сердце его молчало). Встало солнце, но не согрело нас. Наконец изукрашенная резьбой дверь отворилась, появился Мауро Лукас. Жирный, так и лоснится весь. Ходит медленно, говорит не спеша. |
