|
Я даже не удивлюсь, если он вскоре появится, чтобы изложить мне свой план. Я терпеливо выслушаю его, а там посмотрим. Эх, если бы у меня руки были свободны… Но на этот раз бандиты связали их двойным узлом, чувствуется рука мастера. Чем бы перерезать? Кажется, у меня из кармана ничего не вытряхнули, а стало быть, там есть нож и два револьвера. Остается лишь достать все это, но как?..» — И Солиньяк попытался засунуть одновременно две связанные руки в карман. Он изгибался как фокусник, но напрасно. Из этой затеи ничего не вышло. Тогда француз огляделся вокруг, и в самом высоком месте свода его внимание привлекло маленькое отверстие, через которое в помещение проникал свет.
«Пожалуй, я борюсь за невозможное, — мысленно произнес он, — но желание так велико!» В этот момент появился Борский. Время раздумий закончилось, и Солиньяку пришлось вернуться к действительности. Русский был высокого роста, светловолосый, а пронзительный взгляд голубых глаз, тонкие губы и правильные черты лица выдавали аристократическое происхождение. Чтобы предстать перед пленными во всей красе, он привел себя в порядок, облачился в коричневый шерстяной камзол с поясом из кожи рыжего цвета и зауженные от колен брюки. Создавалось впечатление, будто дворянин собрался на охоту. Держа в руках шляпу, Борский с некоторой претензией на благородство поприветствовал пленных. — Добрый день, мадам, добрый день, месье, — произнес он, слегка поклонившись сначала Клавдии, а затем Солиньяку. — Видите, я — человек, который умеет держать слово. Надеюсь, наш разговор будет решающим, и я сумею вернуть вам свободу. Осмелюсь сказать, что в моей власти это сделать, можете не сомневаться… Мне очень жаль, что вас связали веревками, которые причиняют столько страданий. Но, как гласит французская пословица, осторожность — мать благоразумия. От вас зависит сейчас, как сократить время ваших мучений. Вот поэтому я и поторопился прийти сюда. Вы готовы выслушать меня? Солиньяк, внимательно слушавший разбойника, пытаясь понять, что же скрывается за холодной маской на лице собеседника, наконец ответил: — Я весь внимание. — Отлично! — Борский слегка наклонился к пленнику. — Во-первых, необходимо познакомиться поближе. Я знаю, кто вы, господин граф де Солиньяк, известный в мире по прозвищу Бессребреник. Вы удачно женились на миссис Клавдии Остин, королеве Нью-Ойл-Сити, по меньшей мере миллионерше. Теперь вы оба, охваченные благородным порывом, посвятили себя благотворительности и возглавили гуманитарный конвой Красного Креста, организованный на ваши средства. Все точно, не так ли? — Да, месье. Больше всего нас мучает неизвестность: что стало с теми несчастными, которых мы везли в Сиен-Сиу… — Их никак не побеспокоили. Наш удар был направлен исключительно на вас. Все прошло тихо, мирно и незаметно, вдали от конвоя, который благополучно продолжил свой путь, и в настоящий момент, должно быть, находится в безопасном месте, там, куда вы распорядились его отправить. Счастлив, что могу предоставить вам необходимые сведения. Исключительно вежливый тон, на котором изъяснялся русский, сильно раздражал графа, а особенно эта едкая ирония, выдававшая искусственную манерность. Клавдия не отрываясь смотрела на грабителя, но того ничто не могло задеть. — Время торопит нас, — монотонно продолжал Борский, — теперь я расскажу, с кем вы имеете дело. Меня зовут Владимир Борский, я родился в почтенной семье в Санкт-Петербурге. Мой отец служил чиновником, мать — настоящая буржуа, воспитывавшая своих детей в духе добропорядочности, в почитании морали и царя. «Куда он клонит?» — спросил себя Солиньяк. — Отец, будучи очень жадным, а мать — очень экономной, оставили меня совершенно без средств к существованию. |
