Он подошел к двери и позвал кого-то. Появились помощники, которым бандит шепотом отдал какие-то приказания.
— Да что там было написано, в этой бумаге? — воскликнула Клавдия.
Возмущение мужа вывело ее из оцепенения.
— Что было? Этот человек предложил мне написать и подписать следующее: «Я, граф де Солиньяк, признаю, что получил от шефа китайских Боксеров сумму в двести пятьдесят тысяч франков в обмен на план дипломатической миссии в Пекине. Дата».
Женщина тяжело вздохнула.
— Но я не понимаю, зачем ему понадобилась подобная ложь?
— Этот мерзавец без чести и совести, убийца, негодяй, да к тому же еще и грабитель с большой дороги, подозревает, что я могу устроить ему какую-нибудь ловушку. А чтобы заставить меня гарантировать ему получение денег, он хочет держать меня под страхом разоблачения с помощью этой фальшивки, которая может лишить меня моего доброго имени, которая меня обесчестит.
— Вы не напишете ее?
— Тысячу раз нет. Лучше достойная, но мучительная смерть, чем позор… Я слишком хорошо вас знаю, Клавдия, чтобы сомневаться в вас…
— Я ваша спутница навеки. Участь, которая нас ожидает, меня не страшит.
— Благодарю, дорогая, я уважаю вас и очень люблю. Как бы мне хотелось, чтобы вы также любили и ценили меня… Простите, что не сумел вас защитить. Судьба оказалась сильнее моей воли. Но умрем мы, по крайней мере, вместе и будем достойны друг друга.
Возвращаясь в помещение, Борский услышал последние слова. Лицо его перекосилось: он понял, что пленный остался неумолим.
— Так вы напишете такую бумагу? — вновь спросил злодей, обращаясь к Солиньяку.
— Нет!
— Ладно… Тогда я подвергну вашу жену самым невыносимым пыткам, и вы уступите!
— Нет! — в один голос воскликнули Солиньяк и Клавдия.
А затем молодая женщина добавила:
— Плевала я на ваши пытки! Я презираю вас и нисколько не боюсь, потому что вы — трус!
Со сжатыми кулаками оскорбленный бандит набросился на пленницу. Связанный по рукам и ногам Бессребреник ничем не мог помочь своей супруге и лишь хрипел от ярости и бессилия. Но русский внезапно передумал и позвал кого-то. Тотчас появились пятеро помощников. Они втащили жаровню с горящими углями и раскаленные железные прутья. Клавдия закрыла глаза, мысленно представив то, что ее ожидало. Солиньяк, вытаращив глаза и открыв рот, наблюдал за действиями разбойников, а затем стал обзывать Борского всеми ругательствами, которые только приходили на ум. Однако бывалого каторжника ничто не могло задеть, и он вновь хладнокровно спросил:
— Может быть, все-таки подпишете?
— Нет!..
— Приступайте! — скомандовал бандит своим людям.
Те подошли к женщине, сорвали с нее чулки и ботинки, а один из головорезов вынул из жаровни раскаленные щипцы.
Скрестив руки на груди, Борский смотрел на Солиньяка и самодовольно ухмылялся. Затем он снова помахал листком перед носом у француза и прокричал:
— Тем хуже для вас… и для нее! Действуйте!
Палач опустил горячий железный прут на ногу несчастной, и та испустила душераздирающий крик.
— Остановитесь, — выдавил Солиньяк, — я все подпишу!
— Ну, наконец-то! — усмехнулся Борский. — Я знал, что вы нуждаетесь в героизме. — А затем добавил с демонической улыбкой на лице: — Это лишь начало, но мы можем продолжить в любой момент, если вы вдруг передумаете.
— Развяжите руки, я готов вам подчиниться.
Жаровню оттащили, и солдаты, держа пальцы на спусковых крючках и прицелившись в пленных, встали напротив. |