– «Я передаю и завещаю Джесси Флад-Уорнек…»

Люк поднял глаза и нимало не удивился тому, что Джесси даже не шелохнулась и сидела спокойная, как манекен. Ее самообладание было настолько полным, что ему показалось, будто она даже не дышала, пока Стрэттон читал первый пункт завещания Саймона.

– «…моей жене и верному соратнику, которая однажды рисковала своей жизнью только для того, чтобы спасти мою, и которая неоднократно проявила себя как человек великой смелости и еще большего великодушия, которая в течение всего нашего брака охраняла мое физическое здоровье и благополучие…»

Со странным спокойствием Люк слушал, как Джесси передавалось все, что по праву рождения должно было принадлежать ему. Саймон не просто назначил ее душеприказчицей – он завещал ей все недвижимое имущество – «Эхо», прибрежную виллу в Малибу и городской дом викторианской эпохи в Пасифик Хайте. Кроме того, Джесси получила львиную долю личной собственности Саймона и его бизнес, включая самый крупный бриллиант в его короне – контрольный пакет акций в «Уорнек Комьюникейшенс». Словом, вдова получила все – кроме, разве что, луны с неба.

Затаив дыхание, Люк дослушал эту часть завещания до конца. Мышцы его груди так напряглись, что одна мысль о том, чтобы вздохнуть, причиняла ему боль. Но ни ярости, ни зависти он не чувствовал. Только любопытство – жгучее, почти не поддающееся контролю разума любопытство. Как же ей это удалось? Каким образом она завоевала любовь и доверие мужчины, который в принципе не был способен на эти чувства? Это был парадокс, величайшая загадка из всех, какие жизнь когда-либо ставила перед Люком.

В прочих пунктах говорилось об открытом на имя Мелиссы счете, доступ к которому она получит в день своего двадцатипятилетия, и о солидном пакете акций, завещанном Мэтту Сэндаски – «моему лучшему другу, доверенному лицу и самому способному подчиненному».

Люк откинулся на спинку стула, сложив руки. От внезапного напряжения, которое потребовалось для того, чтобы восстановить контроль над собой, у него свело челюсти. Зависти к Джесси, на которую свалилась такое неожиданное богатство, он не испытывал; весь его гнев был направлен на человека, который занял его место в завещании отца. Никакой личной неприязни к Мэтту Сэндаски у Люка не было, он просто хотел стереть его с лица земли только за то, что он вообще на ней появился.

Сам Сэндаски казался более чем удовлетворенным щедростью Саймона, Он повернулся к Джесси и пожал ей руку. Люк заметил в этом жесте что-то собственническое. Было ясно, что он рассчитывает не только на деловые отношения со вдовой Саймона и даже не только на дружбу. Этот человек подготавливал почву. Люк всегда был уверен в том, что в мужчине самой, природой заложен нюх на соперников, словно издававших невидимые импульсы. Как бы иначе выжил человеческий род? Сэндаски поставил перед собой грандиозную цель. А почему бы и нет? Он хотел приобрести не просто жену – он хотел приобрести империю.

Люк решил, что, покинув этот музей, отправится в бар и хорошенько надерется. Мэри Гринблатт все утро посылала на его «ноутбук» факсы, касающиеся сделки с «Рэнкомом». Современная техника позволяла ему общаться со своей главной помощницей на расстоянии, но даже Мэри, которая никогда никого не ждала, сегодня подождет Люка Уорнека. Он не напивался с той ночи, когда убили Хэнка Флада, но сейчас ему представился хороший повод.

– «И, наконец, Лукас Саймон Уорнек…», – вдруг провозгласил Стрэтгон.

Люк взглянул на адвоката с внезапной настороженностью. Он и не думал, что в завещании будет посвященный ему пункт, особенно после того, как Джил пытался отсоветовать ему присутствовать.