|
Дальнобойщики уже проснулись, и с каждого въезда на трассу вползали гружёные фуры. Постепенно нарастал поток легковушек: спешили к местам службы менеджеры, инженеры, банкиры, повара, госслужащие — целая прорва людей, намертво привязанных к своему ежедневному расписанию. Одинокий мотоциклист затерялся среди них маленькой чужеродной пылинкой. На объездной Метца Петер остановился на заправке, пополнил бак и выпил чашку «бочкового» немецкого кофе со свежим хрустящим сэндвичем. Стоило разобраться, куда ехать — Процедура не предусматривала отсутствия Джака на момент возвращения Петера. Только лично, только в Бюро, с глазу на глаз. Можно бы и подождать возвращения Джака, но груз в рюкзаке тяготил Петера, как будто это была тикающая бомба. «Промедление смерти подобно», всплыла откуда-то напыщенная книжная фраза. Решившись, из тесного кармашка потрёпанного бумажника Петер мизинцем выудил маленькую костяную пуговицу. Пуговицу с пиджака пронара, оброненную вечность назад на какой-то вечеринке и поднятую заботливым помощником. Тогда наутро Петер позабыл о ней, а, наткнувшись пару месяцев спустя, так и оставил у себя. Теперь он крутил её в пальцах, собираясь с духом. Дорожный люд сновал вокруг, торопясь, торопясь, торопясь — у мельтешащих человечков была спокойная ночь, они выспались и набрались сил, чтобы целый длинный день спешить и суетиться, решать свои никчёмные проблемки и выполнять никому не нужные обязательства. Петер с отстранённым любопытством разглядывал их бодрое броуновское движение между прилавком, кассой, свободными столиками, стойками с утренними газетами, жвачкой и шоколадками. Наконец, он засунул руку на дно рюкзака и нащупал прохладную фигурку Пса. Чуть покачнулся, полуприкрыв глаза, откинувшись на спинку шаткого кафешного стульчика. Пуговица запульсировала в пальцах, набухла искрами, растворилась сама и растворила его руку. Петер задрожал, чувствуя, как сквозь его плоть ползут навстречу друг другу две силы, две противоположные сущности, Алчный Вопрос и Достоверный Ответ, торопясь слиться в обжигающем удовлетворении. Его нос уловил тысячу запахов и миллион скрытых за ними историй. Люди пахли проведённой ночью, еда — мыслями грузчиков, кофе — шелестом коста-риканских пальм и раскалённым асфальтом. Петер стал Псом, а Пёс стал Петером. Пуговица, маленькая костяная пуговица, частичка искомого. Петер поднёс её к носу, делая вид, что прикрывает ладонью зевок. Оборвавшаяся нитка, не удержавшая пуговицу — спёртый воздух полуподвальной мастерской, протечки по стенам, осенний шотландский сквозняк из приоткрытой фрамуги. Кашемир — тяжёлый и лёгкий одновременно воздух гималайских предгорий. Шёлковая подкладка — пряный и шальной ветер кантонских провинций. Волоски на запястье, смуглая холёная кожа, сильные тренированные мышцы, ладонь, готовая пожимать руки и держать оружие. Пронар. Подлокотник. Металлический. Раскладной стул или кресло. Вода. Много воды вокруг. Пресной, прохладной, не затхлой. Река. Пол чуть ходит под ногами. Гулкий железный настил. Палуба судна. Тонкие нити запахов оплели всё вокруг, скрутились в невидимый шнур, и Петер дёрнул за него, как за верёвку колокола. Картинка распалась без следа, но шнур остался в руке, и потянулся, завился — по белому пунктиру автострады, мимо мелькающих дорожных знаков, где-то налево, а где-то направо, выбирая кратчайшую и быстрейшую траекторию, пока не замедлил свой полёт в ржавых камышах у борта низко посаженного сухогруза. Пронар был здесь — лишь взойди на борт. Разжав пальцы и выпустив Пса, Петер ещё минуту сидел, опустив голову, тяжело дыша, борясь с тошнотой. Пилюля, вспомнил он. Пилюля от доброго доктора Руая. Одна в день, по утрам. Сейчас ведь уже вполне утро? Волшебная пилюля, позволяющая общаться с фигуркой и оставаться живым. Средство, помогающее приручить Пса. Сверхчувствительность к запахам уже отступила, и теперь Петер мог учуять только бодрящий аромат последнего глотка кофе в чашке да резкую химическую отдушку от недавно мытого пола. |
