Пожарный сильно обгорел, но должен выжить. Джойс Вирсон погибла в огне. Уэксфорд сказал налетевшим на него газетчикам, что расценивает этот случай как убийство. Поджог и убийство.

— Кто знал о запасах горючего, мистер Вирсон?

— Наша уборщица. Еще парень, что помогает по саду. Думаю, мама говорила кому-то из друзей, знакомых. Да я и сам мог сказать кому-нибудь. Помню, однажды заехал мой добрый приятель, а в баке почти пусто, ну, я налил ему бензина, чтоб добрался до дому. Потом еще приезжали рабочие, подправить кровлю, обычно они устраивались в гараже, чтобы перекусить…

И перекурить, подумал Уэксфорд.

— Попробуйте вспомнить несколько имен.

Пока Энн Леннокс записывала имена, Уэксфорд вспомнил о разговоре, который только что имел с Джеймсом Фриборном, заместителем главного констебля. Сколько еще убийств ожидать, прежде чем будет найден преступник? Погибли уже пятеро. Это не просто резня, это уже бойня. Уэксфорду хватило выдержки не поправлять старшего, удержаться от ехидных замечаний, мол, оставшихся девяносто пяти, он надеется, все же не будет. Вместо этого он попросил, чтобы следственную комнату в усадьбе не трогали до конца этой недели, и получил пусть неохотное, но согласие.

Но только никакой больше охраны для девушки! Пришлось уверять, что ее не было и на прошлой неделе.

— Подобное может тянуться годами.

— Надеюсь, что нет, сэр.

Раздумья Уэксфорда прервал Николас Вирсон, справившийся, может ли он уйти, если вопросов к нему больше нет.

— Пока нет, мистер Вирсон. Вчера, когда мы ломали голову над причиной пожара, я спросил вас, где вы были во вторник вечером. Вы были настолько подавлены, что я не стал настаивать на расспросах. Теперь я вновь повторяю этот вопрос. Где вы были?

Вирсон колебался. Наконец выдавил из себя пару фраз, которые редко означают правду и тем не менее к которым часто прибегают в подобных обстоятельствах:

— Если говорить откровенно, я объезжал окрестности.

Опять две эти фразы в одном утверждении! Похоже, люди тем только и заняты, что «объезжают окрестности». В одиночку, поздно вечером, в самом начале апреля. В родном краю, где не осталось ни кочки, ни бугорка, которых они бы не знали, ни одного укромного местечка, куда хотелось бы вернуться днем. Еще понятное дело, будь человек в отпуске, в какой-то поездке, но у себя дома?

— И куда вы поехали? — терпеливо спросил Уэксфорд.

Вирсон и тут не изобрел ничего оригинального:

— Не помню. Просто ездил по округе. — И с надеждой добавил: — Ночь была прекрасная.

— Хорошо, мистер Вирсон. Когда вы оставили матушку и выехали из дому?

— Это я помню точно. В девять тридцать. Минута в минуту. — И снова добавил: — Я говорю правду.

— А где был ваш автомобиль?

— Снаружи, у дороги… Рядом с матушкиной… Мы никогда не ставим их в гараж.

Верно. Вам и не удалось бы. Места не было. Гараж был под завязку забит этими канистрами с горючим, только и ждавшими, когда пламя, пробежав по шнуру, коснется их, чтобы взлететь на воздух.

— Так куда же вы поехали?

— Я ведь уже сказал, никуда. Просто крутился вокруг. Когда я вернулся, вы знаете…

Через три часа. По времени все прекрасно рассчитано.

— Вы три часа разъезжали по окрестностям? За это время можно доехать до Хитроу и вернуться обратно.

Николас попытался невесело улыбнуться.

— В Хитроу я не ездил.