- Я тоже не знаю, почему зло скверно, а добро прекрасно, но я знаю,
почему ощущение этого различия стирается и теряется у таких господ как
Ставрогины, - не отставал весь дрожавший Шатов, - знаете ли, почему вы тогда
женились, так позорно и подло? Именно потому, что тут позор и бессмыслица
доходили до гениальности! О, вы не бродите с краю, а смело летите вниз
головой. Вы женились по страсти к мучительству, по страсти к угрызениям
совести, по сладострастию нравственному. Тут был нервный надрыв... Вызов
здравому смыслу был уж слишком прельстителен! Ставрогин и плюгавая,
скудоумная, нищая хромоножка! Когда вы прикусили ухо губернатору,
чувствовали вы сладострастие? Чувствовали? Праздный, шатающийся барченок,
чувствовали?
- Вы психолог, - бледнел всЈ больше и больше Ставрогин, - хотя в
причинах моего брака вы отчасти ошиблись... Кто бы, впрочем, мог вам
доставить все эти сведения, - усмехнулся он через силу, - неужто Кириллов?
Но он не участвовал...
- Вы бледнеете?
- Чего, однако же, вы хотите? - возвысил наконец голос Николай
Всеволодович, - я полчаса просидел под вашим кнутом и, по крайней мере, вы
бы могли отпустить меня вежливо... если в самом деле не имеете никакой
разумной цели поступать со мной таким образом.
- Разумной цели?
- Без сомнения. В вашей обязанности, по крайней мере,. было объявить
мне, наконец, вашу цель. Я всЈ ждал, что вы это сделаете, но нашел одну
только исступленную злость. Прошу вас, отворите мне ворота.
Он встал со стула. Шатов неистово бросился вслед за ним.
- Целуйте землю, облейте слезами, просите прощения! - вскричал он,
схватывая его за плечо.
- Я однако вас не убил... в то утро... а взял обе руки назад... - почти
с болью проговорил Ставрогин, потупив глаза.
- Договаривайте, договаривайте! вы пришли предупредить меня об
опасности, вы допустили меня говорить, вы завтра хотите объявить о вашем
браке публично!.. Разве я не вижу по лицу вашему, что вас борет какая-то
грозная новая мысль... Ставрогин, для чего я осужден в вас верить вовеки
веков? Разве мог бы я так говорить с другим? Я целомудрие имею, но я не
побоялся моего нагиша, потому что со Ставрогиным говорил. Я не боялся
окарикатурить великую мысль прикосновением моим, потому что Ставрогин слушал
меня... Разве я не буду целовать следов ваших ног, когда вы уйдете? Я не
могу вас вырвать из моего сердца, Николай Ставрогин!
- Мне жаль, что я не могу вас любить, Шатов, - холодно проговорил
Николай Всеволодович.
- Знаю, что не можете, и знаю, что не лжете. Слушайте, я всЈ поправить
могу: я достану вам зайца!
Ставрогин молчал. |