Давным-давно, когда трейлерный парк только соби­рался, кто-то додумался превратить один пузырь в боль­шую столовую: ряд циркуляторов, пара разделочных столов для отважных и несколько складных столиков, в обдуманном беспорядке разбросанных по палубе. Пред­полагалось, что все это создаст эффект кафе под откры­тым небом. На деле получилось нечто вроде кладовки, куда сваливают на зиму мебель.

Но кое-что прижилось — сад. За это время он покрыл половину внешней палубы: кучка вьющихся растений освещена лампами-подпорками с солнечным спектром — палки похожи на скрытые в листве светящиеся бамбучины. Это даже не гидропоника, маленькие джунгли произраста­ют в ящиках с сочной темной землей — на самом деле это диатомовый ил с органическими добавками. Почва была довольно скудной, но на ней теперь отложились слои ком­поста, беспорядочно распространившись поверх обшивки.

Из всех атмосферных пузырей на хребте здесь самый приятный запах. Кларк распахивает люк и глубоко вдыхает. В этом вдохе удовольствия только половина: вторая поло­вина — решимость. Грейс Нолан смотрит на нее с даль­него конца оазиса, где подвязывала плети чего-то, что до вмешательства генетиков могло быть стручковым горохом.

Однако под непрозрачными глазами Нолан играет улыбка.

— Привет, Лени!

— Привет, Грейс. Думаю, хорошо бы нам поговорить.

Нолан забрасывает в рот стручок: гладкая черная ам­фибия кормится в пышной зелени древнего болота. Жует она, пожалуй, дольше, чем необходимо.

— Насчет...

— Насчет «Атлантиды». И твоих анализов крови. — Кларк переводит дыхание. — И твоих претензий ко мне.

— Боже мой, — возражает Нолан, — к тебе никаких претензий, Лен. Бывает, люди ссорятся. Ничего особен­ного, не принимай все так всерьез.

— Ну и ладно. Тогда поговорим о Джине.

— Конечно. — Нолан, выпрямившись, снимает с пе­реборки стул и раскладывает его. — А заодно про Сала, Лайджа и Лани.

«Уже и Лани?»

— Ты думаешь, виноваты корпы?

Нолан пожимает плечами.

— Я этого не скрываю.

— И откуда такие выводы? Нашла что-нибудь в крови?

— Мы пока собираем образцы. Кстати, Лизбет обос­новалась в медпузыре, можешь сдать анализы. По-моему, стоит.

— А если ничего не найдете? — интересуется Кларк.

— Я и не жду, что найдем. Седжер не так глупа, чтобы оставлять следы. Но как знать.

— Ты же понимаешь, что корпы, возможно, ни при чем?

Нолан откидывается на спинку стула, потягивается.

— Милочка, сказать не могу, как я удивлена, что слы­шу такое от тебя.

— Тогда дай мне доказательства.

Нолан с улыбкой качает головой:

— Вот тебе для примера. Скажем, ты плаваешь в во­дах, где водятся акулы. Здоровенные гадины с треуголь­ными плавниками кишат вокруг, разглядывают тебя, и ты понимаешь: не рвут на части только потому, что у тебя наготове дубинка, а они знают, что дубинка вытворяет с такими рыбинами. Так что они держатся на расстоянии, но от этого ненавидят тебя только сильнее, правда ведь? За то, что ты уже убивала им подобных. Эти акулы дале­ко не глупы, но очень злопамятны. Так вот, плывешь ты себе среди всех этих холодных мертвенных глаз и зубов, и видишь... скажем, Кена. Вернее, то, что от него оста­лось. Обрывок кишки, половина лица, опознавательная нашивка, плавающая среди акульих туш. Ну и как, Лен, сойдет такое за доказательство? Или ты скажешь: нет, это ничего не доказывает, я ведь не видела, что тут про­изошло. Скажешь: давайте воздержимся от поспешных выводов...

— Довольно паршивая аналогия, — тихо говорит Кларк.