Решив не принимать участия в переговорах, я уже на следующее утро, хорошенько подумав о «последствиях», предложил юным биологам как следует «изучить» больших мутов. Так что мы задержались в лицее на две недели, но куда больше времени проводили в городе, чем в биолаборатории. Лицеисты показали его нам полностью, от самых нижних, технических горизонтов, до самых верхних, где находились теплицы. Это были прекрасные пятнадцать дней, которые весьма наглядно показали нам, как же мы плохо знали людей. После этого мы забрали пленных и отправились в Новую Казань. С нами выехала группа офицеров из военной разведки. К тому времени почти все вопросы уже были решены и теперь армия стремительно преображалась. Как это ни удивительно, но многие люди из числа офицеров добровольно решили стать жесткими мутами, а потому во многих частях командиры остались на своих местах, но это была уже новая армия.

Наш враг так ничего и не заподозрил. За все минувшие дни было совершено не более пятидесяти выгрузок наземных крепостей и на этот раз с ними было покончено намного быстрее, но ни один воздушный крейсер так и не удалось захватить. Иначе, как временным затишьем, это назвать было нельзя. К тому же затишьем перед бурей, что выяснилось после допроса пленных телепатами, во время которого наши телепаты старой «формации», показали себя редкостными ослами, так как читали далеко не все мысли пиндосов. Поскольку они тут же говорили об этом в микрофоны, то пленные, а это были офицеры в чине от капитана до полковника, обрадовались. До этого они стойко противостояли сыворотке правды, а потому из них так ничего полезного и не выудили. Зато глубокий телепатический допрос показал, что уже довольно скоро ход войны может измениться.

Пиндосы намеревались примерно через год бросить против нас тяжелую пехоту, закованную в мощнейшие, бронированные экзоскелеты. Это были настоящие монстры высотой в пять метров, способные двигаться по полю боя со скоростью в семьдесят километров в час и не то что бы летать, но совершать гигантские прыжки на семьсот, восемьсот метров. Вместе с тем они могли плавать под водой и погружаться на глубину в полкилометра. Электроники в них было до чёрта и даже беглый «взгляд» на неё показывал, что большие белые муты её спалят. Да и против акустической атаки им тоже не устоять, но об этом мы им не собирались говорить. Мы решили отсрочить наступление их «железных дивизий» очень жестким способом.

В плен угодили не простые летчики, а чистокровные пиндосы из Сто семнадцатой тяжелой воздушной дивизии. Больше половины из них были рослыми, хорошо накачанными неграми, но и латиносы тоже вымахали им под стать. Их с первого же дня держали в одиночных камерах и они ничего не знали о судьбе своих товарищей. Поэтому настроение у всех было подавленное, но больше всего пиндосов угнетало то, что их лишили малейшей возможности покончить с собой. Полагаю, что не зря, так как наши телепаты получили от них богатейшие разведданные, но пиндосы считали, что как раз этого не произошло. Когда я сказал перед выездом из Москвы в Казань нашим коллегам, военным разведчикам, которые, как и мы, носа не высовывали за Стену, что намерен обменять пленных на что-нибудь полезное, они озадачено крякнули, а один, полковник Николаев, спросил:

– Лют, по-моему из этого ничего не выйдет.

– Вот увидишь, Борис, – сказал я, – всё пройдёт, как по маслу и вот почему. Мы покажем пиндосам то, что они обязательно захотят донести до сведения своего начальства. Ты ведь уже знаешь, что в наши руки попали отнюдь не рядовые лётчики.