Известно, что прокатная машина где-то на дороге, и он теперь уверен, что сможет самостоятельно откопать ее из-под снега, если придется, голыми руками. Зрение заключило собственную сделку с ночью, проглатывая необъятную черноту в обмен на смутный, но адекватный обзор территории. Он двигался как машина, механизм, состоящий исключительно из рычагов и поршней, не способный дойти до изнеможения. Даже если бы это стоило некоей незаменимой доли человечности, решил просто идти.

Через пять минут прозвонил сотовый.

Скотт пошатнулся, задохнулся, выхватил из кармана трубку, круто оглянулся на дом, глухо светившийся всеми горевшими лампами среди деревьев, зовя его назад, как маяк. Возясь с кнопками, предназначенными для детских пальчиков, выдавил в микрофон нечто похожее на слово.

— Скотт!.. — Это была Соня. — Скотт, ты меня слышишь?

Он что-то неразборчиво буркнул.

— С тобой все в порядке?

Он споткнулся, озадаченный вопросом, глядя на маячивший перед ним освещенный дисплей телефона, как на какое-то фосфоресцирующее глубоководное существо.

— Нет.

— Где ты?

— На дороге… у шоссе…

— Я еду.

— Дорогу замело.

— Подойди как можно ближе к хайвею, — велела она. — Жди меня, понял? Не уходи никуда.

И исчезла, вновь оставив его на своем собственном попечении. Холод добрался до костей, до плеч, колен, костяшек пальцев, наполнив их серебром. Он сунул телефон в карман, сжал кулаки и пошел дальше в ночь, не обращая внимания на наждачный скрежет в легких, игнорируя все, кроме дороги. Говорил себе, что может идти вечно, лишь бы убраться подальше от дома, от того, что находится в нем.

В лесу что-то затрещало, достаточно громко, чтобы услышать даже сквозь хриплое дыхание. Сухие сосновые ветки хрустели, ломались, словно нечто выворачивало с корнями целые деревья. Скотт различил общие очертания, слишком крупные для оленя. Нечто стояло, выпрямившись, наблюдая за ним.

Обман зрения.

Как бы в ответ глаза заслезились, прояснились, и он в пронзительный миг абсолютно четко увидел силуэт фигуры, сгорбившейся перед ним на дороге. Мужчина присел на снегу, как животное, спустив штаны до щиколоток. Через секунду поднялся, и перед Скоттом предстал гигант футов семи ростом. Штаны еще спущены, огромный необрезанный пенис болтался между бледными ляжками обрывком веревки длиной, пожалуй, в фут от корня до головки. Голова пошла кругом на грани безумия, замелькали абсурдные воспоминания о легендарных исторических пенисах, например Джона Диллинджера или Наполеона. Давайте восславим великие пенисы, мысленно провозгласил Скотт, и испугал самого себя истерическим, каркающим смешком.

Мужчина поднял голову, посмотрел на Скотта, широко ухмыльнулся, как бы оценив шутку. Гордо оглянулся на оставленную им гигантскую окровавленную дымящуюся кучу, зачерпнул пригоршню снега, вытерся, отшвырнул снежок в лес и натянул штаны. Он стоял на дороге все с той же ухмылкой, а части его тела находились в непрерывном движении: руки, ноги, даже туловище подергивались и вертелись, словно в плоти кишели личинки.

Глядя на него, Скотт чувствовал, как фигура колеблется, становится прозрачной.

Завертелся ветер, скрыл ее с глаз.

За ней стояла прокатная машина.

Машина стояла, как сугроб, наполовину утонув в снегу, железная Горгона, заснувшая под снежным покрывалом. Скотт открыл пассажирскую дверцу, глубоко вдохнул воздух, рухнул на сиденье, растирая руки. В кабине так же холодно, но укрыться от ветра — уже облегчение. Ключи торчат в зажигании — потребовалось три попытки, чтобы просто схватить их отмороженными пальцами, хотя и после этого мотор только кисло чихнул и не стал заводиться.