Григорий Николаевич Опушкин устроился на удобной лежанке в горенке Фаины, поверх самолично выделанной медвежьей шкуры обвязанную лубками ногу держал. На табурете рядом с дедом Гришей стояла кринка с козьим молоком, пшеничные домашние сухарики на глиняном блюдечке горкой возвышались. Блюдца эти тоже дед Опушкин для поселенцев мастерил…

На крыльце за дверью раздались бухающие шаги, как будто человек, идущий в гости, мокрый снег с обуви сбивал. Дверь распахнулась сразу в горницу — сеней у этой древней староверческой избы не было, и в комнату шагнул Арсений.

— О. Сенька! — обрадовался дед. — Привет, привет, заходь… Фаины, правда, нет…

— А я к тебе…, Григорий, — выговорив с паузой имя старика, произнес Арсений. — Поговорим?

На лице парня отпечатался мимический знак Миранды Хорн.

Но не включенный в круг осведомленных дед не обратил внимания на вертикальную морщинку, от которой брови на лице Арсения срослись в одну полоску. Продолжая улыбаться Опушкин потянулся к кринке, но взял ее неудобно, за край горлышка перехватил, а не оплел его пальцами…

— Даже не думай, — отметила это движение Хорн, получившая управление над физическими реакциями носителя. — Поставь горшок на место, д е д у ш к а, бросить все равно не успеешь…

Но «дедушка» попробовал.

Успел, правда, только едва заметно угол сгиба локтя поменять для более точного броска кринкой в Арсения-Миранду — метился он явно в середину лба. Но швырнуть глиняный кувшин ему не дали, Журбин нанес по «дедушке» телепатический удар!

«Сказала же — не балуй», — спокойно, мысленно, произнесла Миранда. А вслух добавила:

— И как, коллега?… Оно этого стоило?

— О чем ты, парень? — дед Григорий недоуменно поднял брови.

— Риск, стоил жизни?

Пока Миранда разговаривала с внедренным агентом хроно-департамента, Журбин ментально пробивал блокаду мозга старика-носителя. Еще шагая к дому Фаины, диверсантка предупредила ученика: «Если мы не смогли вычислить агента за прошедшие три года, Сеня, то агент этот — суперкласса, и лучше мы разделимся. Я буду контролировать внешние проявления и предупреждать вероятное физическое нападение, ты — пробиваешь ментальную защиту. Блок на агенте выставили инструментально, с большим запасом прочности в несколько слоев «писали», но дед-носитель телепатом не был, так что ты управишься легко и быстро. Личность Опушкина наверняка изъята, внедренного агента прикрывают многослойные записи исконного интеллекта, но ты представь что перед тобой кочан капусты, который можно лист за листом ободрать до кочерыжки либо разрубить одним ударом и — лупи, Журбин, до самого нутра, но бережно. Смотри не разнеси мозг вдребезги, нам нужен человек, а не капустная нарезка».

Миранда вычислила внедренца, опираясь не связку безусловных факторов. Шифрованное сообщение ушло из поселка менее чем через сутки после фантастического появления Арсения-Миранды в заколоченной церкви. Существование портала завьяловцы обсуждали при единственном свидетеле — Григории Опушкине, которому шаманка в тот момент сломанную ногу починяла. (Обморок агент наверняка изображал, прислушивался к тому, о чем говорят завьяловцы и бабушка.) А если учитывать, что общение агента с руководством департамента наверняка проходило и раньше, то сейчас лишь один человек из поселка не мог его осуществить, вне охранного периметра Острова.

И это пять-таки был — дед Григорий. Он лежал со сломанной ногой, а не носился как прежде по тайге то с охотничьей винтовкой, то с удочкой или корзинкой. (Для шпиона, надо сказать, превосходную личину выбрали: дед завзятый охотник и рыбак, частенько выходил за пределы Острова то за глиной для гончарни, то за лозой для корзинок.