— Нет, — согласилась Лена и покачала головой. — Не нравится мне все это. Очень не нравится.

— Мне тоже, — согласился Толливер, пряча записку в карман. — Давай ты поговоришь с Коннолли. Думаю, детектив-женщина выведет его из душевного равновесия.

На губах Лены мелькнула довольная улыбка — ни дать ни взять кошка, услышавшая, как скребется мышь.

— Хотите вывести его из себя?

— Ну, в разумных пределах.

— С какой целью?

— Хочу разобраться, что он за человек. Как связан с Эбби? Для затравки можно заговорить о Ребекке. Посмотрим, как отреагирует.

— Поняла.

— Затем еще раз побеседуем с Патти О'Райан. Нужно узнать, с кем встречался Чип.

— Имеете в виду Ребекку Беннетт?

Порой Лена мыслила с такой скоростью, что Толливеру становилось страшно.

— Через пару часов должен приехать Бадди, — только и сказал он.

Швырнув в урну картонный стакан, Лена двинулась к кабинету для допросов.

— Жду с нетерпением.

Придержав дверь, Толливер стал наблюдать, как Лена превращается в детектива Адамс — полицейского до мозга костей. Походка тяжелая, будто… будто между ногами у нее стальные яйца! Выдвинув стул, она не села, а упала на него — по-мужски, никакого изящества.

— Привет! — бросила она.

Взгляд Коннолли метнулся к Джеффри, затем вернулся к Лене.

Достав из заднего кармана блокнот, детектив с грохотом швырнула его на стол.

— Я детектив Лена Адамс, а это старший инспектор Джеффри Толливер. Пожалуйста, назовите свое полное имя.

— Клитус Лестер Коннолли, мэм.

На столе перед ним лежали несколько листов бумаги, ручка и потрепанная Библия. Прислонившись к стене, начальник полиции наблюдал, как Коннолли в десятый раз перекладывает листочки. Даже разменяв седьмой десяток, он казался по-кошачьи чистоплотным и аккуратным: белая футболка безукоризненно чиста, на брюках стрелки. Ежедневная работа в поле позволяла поддерживать неплохую форму: живот подтянут, из-под коротких рукавов бугрятся внушительные бицепсы. С растительностью тоже все в порядке: жесткие белые волоски покрывают руки, пучками торчат из ушей, зато голова лысая, как бильярдный шар.

— Так почему вас зовут Коул? — уточнила Лена.

— Это имя моего отца, — снова глянув на Джеффри, пояснил десятник. — За Клитуса меня постоянно колотили, Лестер ненамного лучше, поэтому в пятнадцать лет решил взять папино имя.

Это по крайней мере объясняет, почему его нет в базе данных! Хотя с исправительными заведениями Коннолли наверняка знаком не понаслышке. Такая живость и осторожность только в тюрьме приобретаются. Коул постоянно настороже, словно готов к побегу.

— Что с рукой? — поинтересовалась детектив, и Толливер заметил тонкий, сантиметра в два длиной порез на правом указательном пальце Коула. На первый взгляд ничего особенного, самое обычное бытовое повреждение, такое легко получить, когда занимаешься ручным трудом и на секунду теряешь бдительность.

— В поле поранился, — глядя на порез, признался Коннолли. — Нужно было пластырем заклеить.

— Долго служили в армии? — не оставляла его в покое Лена.

Десятник удивился, но женщина показала на темневшую на плече татуировку. Джеффри узнал символ военной части, хотя какой именно, вспомнить не мог. Чуть ниже картинка погрубее, ее явно в тюрьме сделали. Еще Коннолли при помощи иглы и пасты от шариковой ручки набил «Иисус — спаситель», да так глубоко, что не сведешь.

— Двенадцать лет, пока не вышвырнули, — отозвался Коул, а потом, словно угадав следующий вопрос, добавил: — Поставили условие: принудительное лечение или вон! — Он будто смахнул с ладони невидимую соринку.