— Я не убивала её, — кое-как произнесла она, — это сделал мой сожитель Рахимов. Это он убил мою дочь!

— Которую ты сама привела к нему, чтобы он убил её, — закончил я за неё предложение.

Начальник уголовного розыска застегнул на её руках наручники и подталкивая её в спину, повёл к автобусу. Моментально, около автобуса образовалась большая группа местных жителей, которые стали бросать в неё куски грязи и камни. Один из таких кусков грязи угодил ей в лицо и разбил нос и губу.

— Отдайте её нам, мы сами будем её судить, — кричали женщины, — ей не место на земле.

Габитова встала на пороге автобуса и посмотрела на звереющие лица некогда близких её знакомых и друзей. Она вытерла рукой сочившуюся из носа кровь, отчего на её лице образовалась грязно-кровавая полоса. Она хотела что-то сказать в своё оправдание, однако метко запущенный камень угодил ей в голову.

Молча стоявшие до этого сотрудники милиции стали оттеснять женщин и мужчин от автобуса. Отодвинув народ от автобуса, мы быстро погрузились в него.

Я сел рядом с Габитовой м предложил ей добровольно показать, где она спрятала труп девочки.

— Я не могу, — произнесла она, разбитыми губами, — я, боюсь.

— Ты сама можешь не подходить к трупу, ты только покажи издалека, а там мы сами найдём его, — предложил я ей.

Она отрицательно замотала головой, давая мне понять, что показывать это место не намерена.

— Разворачивай автобус, — приказал я водителю, — сейчас возвращаемся снова в деревню. Пусть женщины сами с ней поговорят, а мы посмотрим, что с ней будет.

От моих слов, Габитова вжала голову в плечи, видимо представляя, как это всё будет выглядеть в натуре.

— Вы не имеете права так делать, — произнесла она, окидывая взглядом молчавших до этого времени, сотрудников милиции, — они же убьют меня.

— Что испугалась, — на татарском языке произнёс пожилой милиционер, — а убивать дочь не боялась? Да тебя судить и не нужно, привязать к лошадям и разорвать пополам, чтобы другим было неповадно совершать подобные убийства.

Вдруг молчавшие всё это время сотрудники милиции, стали высказывать всё это ей в лицо. Наконец, автобус развернулся и поехал обратно в сторону деревни.

— Поворачивай обратно, — завизжала Габитова, — я всё покажу, только не отдавайте меня этим женщинам.

Водитель вопросительно посмотрел на меня, а я, взглянув на Габитову, велел ему снова развернуться.

— Говори, куда ему ехать, — произнёс я.

— Пока пусть едет прямо, я потом скажу где ему повернуть, — произнесла обречённо она.

Мы уже более тридцати минут прочёсывали небольшой участок, пытаясь отыскать труп девочки. Прошедший ночью дождь, затруднял поиски. Влажная от дождя земля большими ошмётками грязи приставала к подошвам ног, делая обувь сотрудников милиции тяжеленной и неудобной.

Я подошёл к автобусу и снова задал Габитовой всё тот же вопрос:

— Где ты спрятала труп дочери?

— Где-то здесь, точно не помню. Я была в таком состоянии, что даже не старалась точно запомнить это место. Минут через двадцать уставшие сотрудники милиции стали подтягиваться к автобусу.

— Врёт она, — стали высказывать своё мнение отдельные из них. — Она специально это всё делает, чтобы окончательно измотать нас поиском.

Я сел около автобуса и достав сигарету закурил. Выпуская струю голубоватого дыма в воздух, я обратил внимание на двух больших ворон, которые словно два самолёта спикировали вниз и исчезли среди кустов. Я бросил сигарету и направился в противоположную сторону направления наших поисков.