– Вы можете хоть как‑то помочь им? – спросил Делагард. – Сделайте что‑нибудь… Я знаю… Уверен, вы можете, док, вы все можете…

В голосе Нида звучала непривычная настойчиво‑льстивая просьба. Такого раньше за ним не замечалось.

Лоулер привык к тому, что больные часто приписывают врачу почти божественную силу и возможности и ждут от него чудес. Но странно другое: почему судовладельца так беспокоит состояние этих ныряльщиков? В самом деле, что здесь происходит? В одном сомневаться не приходится – Делагард не чувствует себя виноватым. В случившемся можно обвинять кого угодно, но только не его.

– Я не лечу ныряльщиков, – холодно ответил Вальбен. – Мне все‑таки ближе люди. И даже в этом случае мне далеко до Господа Бога.

– Ну, постарайтесь… Сделайте хоть что‑нибудь. Пожалуйста.

– Один из них уже мертв. Меня не учили искусству воскрешения. Вы хотите чуда? Тогда идите и приведите своего друга‑священника.

– Господи! – пробормотал Делагард.

– Вот‑вот… Чудеса – это его специальность, но никак не моя.

– Господи! Господи!

Лоулер попытался нащупать пульс в области шеи ныряльщика. Неровное и медленное биение ощущалось с большим трудом. Значит ли это, что он умирает? Трудно сказать что‑то определенное, ведь никто не знает, каков нормальный пульс у этого создания. Да и откуда это можно знать? «Единственное, что можно предпринять сейчас, – подумал Вальбен, – так это опустить их, пока они еще живы, на ту же глубину, где они недавно находились, а затем вытащить обратно, но на этот раз – медленно, чтобы они успели вывести из организма избыток азота. Вот только сделать это невозможно, потому что слишком поздно…»

В отчаянии Лоулер совершал какие‑то бессмысленные, почти мистические пассы над скрюченными от боли телами, словно надеялся удалить пузырьки азота одними лишь жестами.

– На какую глубину они погружались? – поинтересовался доктор, не поднимая головы.

– Мы точно не знаем… Наверное, метров четыреста. Может, четыреста пятьдесят. В том месте рельеф морского дна неровный, а кругом – неспокойный океан… Поэтому нам оказалось трудно уследить, на какую отметку ушел трос.

«Черт! У самого дна… Это же откровенное безумие!» – подумал Вальбен и спросил:

– Что вы там искали?

– Самородки марганца, – охотно отозвался Делагард. – Также предполагалось, что там может быть и молибден, и, возможно, сурьма. С помощью совка на трале нам удалось вытащить со дна целый букет различных минералов.

– Ну и пользовались бы своим совком, – со злостью отрезал доктор, – а не ими.

Неожиданно Вальбен почувствовал, как по лежащему справа ныряльщику пробежала волна судороги, он скорчился, и не успел человек прикоснуться к млекопитающему, как тот умер. Другой продолжал судорожно извиваться, непрерывно постанывая.

Холодный гнев и ожесточение овладели Лоулером. Вольно или невольно, но он стал свидетелем убийства, убийства глупого и бессмысленного. Ныряльщики

– разумные существа (конечно, им далеко до джилли), гораздо умнее собак, лошадей и любого другого животного, обитавшего на старушке Земле. Вообще моря Гидроса переполнены созданиями, которых без всяких натяжек можно называть разумными. Именно это обстоятельство и относилось к числу наиболее удивительных и озадачивающих особенностей этого мира – в результате эволюции здесь появился не один‑единственный вид существ, обладающих способностями мыслить, а несколько десятков.