152. Пугало

Я сажусь в шлюпку, крохотную медную гребную лодчонку — судя по ее виду, она и сама-то на воде не удержится, а уж со мной точно пойдет ко дну. Капитан спускает ее на воду, и там не появляется ни единой морщинки. Я перегибаюсь через борт, но в зеркальной морской глади отражается только мое собственное лицо. Я знаю, что оно мое, но сам себя не узнаю.

Каждый раз, когда я кошусь за борт, мне кажется, что Змей вот-вот выпрыгнет из глубины, схватит меня за голову и утащит в пучину. Интересно, чего он ждет?

— Бог тебе в помощь! — произносит капитан. Я отвязываю шлюпку и отплываю.

Я гребу к пугалу под ритмичный скрип уключин. Я не выпускаю из виду корабля: грести положено спиной вперед. Судно быстро удаляется. Тяжеленная медная громадина кажется теперь игрушечной лодочкой. Капитана уже не разглядеть.

Наконец моя лодка подплывает к пугалу. Признаться, я ждал, что под ним окажется плавучий буек, но деревянный шест в самом деле уходит в глубину — возможно, до самого дна, почти на семь миль вниз. Еще ни одно дерево не выросло настолько, чтобы можно было из него вырубить такой шест. Торчащую из воды палку на фут облепили ракушки и прилипалы, едва не доставая до ботинок пугала. Его джинсы и клетчатая фланелевая рубашка явно не к месту в тропическом климате. Хотя о чем это я? Здесь все не на месте.

На нем соломенная шляпа моего папы, а вместо носа — сломанный каблук маминой красной туфли. Глаза ему заменяют огромные синие пуговицы с желтого пальто Маккензи. Ели снять пугало с шеста, пойдет ли оно по воде, как Каллиопа? Скрыто ли в нем что-то большее, чем ткань и набивка? Есть только один способ узнать это:

— Ты умеешь говорить, — спрашиваю я, — или ты все-таки просто пугало? — Оно не спешит с ответом, и я начинаю чувствовать себя дураком. Может быть, мне придется сидеть в тени этой распятой фигуры до скончания времен. Потом ее голова с тихим шелестом ткани поворачивается ко мне и синие пуговицы начинают медленно вращаться, как окуляры наводящегося на резкость бинокля.

— Ага, все же добрался, — произносит пугало, как будто знает меня и давно ждет. Его голос звучит глухо, но громко, соткан из множества оттенков, как хор шепотков.

Я пытаюсь унять стучащее сердце.

— Ну да, добрался. Что теперь?

— Ты хочешь достигнуть дна. Есть много способов. Можешь, например, привязать к ноге якорь — наверно, тоже утянет на самое дно.

— Но я же утону!

Пугало пожимает плечами, насколько ему это удается:

— Да, но на дне-то ты окажешься!

— Я бы предпочел добраться туда живым.

— А, — кивает пугало. — Тогда другое дело.

С этими словами оно замолкает и снова смотрит в никуда. Воцаряется неловкое молчание. Мне кажется, что фигура на шесте потеряла ко мне всякий интерес, но потом я понимаю, что она просто ждет моих действий, хотя и непонятно, что я должен делать. Чтобы предпринять хоть что-то, я подгребаю вплотную к пугалу и привязываю шлюпку к его шесту, давая понять, что не отступлю. Я тоже умею ждать. Из кармана его рубашки выползает маленький крабик, рассматривает меня и прячется обратно.

Пугало наклоняет голову. На ткани его лица появляется задумчивое выражение:

— Сейчас будет водоворот.

Я поднимаю взгляд: да, по небу плывут кучевые облака, но ничто не предвещает шторма.

— Ты уверено?

— Вполне.

Тут гладкое, как стекло, море приходит в движение.

Справа от меня начинается какое-то волнение: что-то выбралось на поверхность. Я вижу его только мельком: острая стальная чешуя, извивающееся змеиное тело. Я хорошо знаю это создание. Змей Бездны нарезает круги вокруг нас, и мне страшно.