|
Но одно дело выявить источник уныния, другое – излечиться.
К тому дню в октябре, когда пришел молодой викарий – помощник пастора – поговорить о новой девушке, его воздержание длилось семь месяцев. Викарий был облачен по всем канонам церковного ренегатства: окладистая борода – имеется; выцветшая джинсовая куртка – имеется; стильное бронзовое распятие – имеется; но он испытывал, к пользе Андреаса, некоторую робость перед его уличным опытом.
– Я недели две назад ее заметил в церкви, – заговорил викарий, усевшись на пол. В какой-то книге, должно быть, вычитал, что сидеть на полу – это по-христиански и способствует сближению. – Иной раз час просидит, иной раз до полуночи. Молиться не молится – уроки делает. Наконец я подхожу, спрашиваю, не помочь ли чем-нибудь. Испугалась, стала извиняться, сказала – думала, тут можно сидеть. Я говорю: церковь всегда открыта всем нуждающимся. Хотел начать с ней разговор, но этого ей явно не было нужно – только знать, что она ничего тут не нарушает.
– И?
– Ну, ты же у нас по работе с молодежью.
– Не с той, что в церкви сидит.
– Мы всё понимаем: ты устал, выгорел. Мы тебе дали время отдохнуть.
– Ценю.
– Беспокоит меня эта девушка. Вчера опять с ней говорил, спросил, не случилось ли что, – есть у меня опасение, что с ней плохо обошлись. Она так тихо отвечает, что трудно понять, но я вроде разобрал, что про нее уже знают где следует и к властям обращаться нет смысла. Похоже, пришла сюда, потому что больше некуда идти.
– Как и все мы.
– Тебе, может быть, скажет больше.
– Сколько ей лет?
– Совсем девочка. Пятнадцать-шестнадцать. И поразительно красивая.
Несовершеннолетняя, красивая, плохо обошлись. Андреас вздохнул.
– Ты же не можешь вечно сидеть в этой комнате, – заметил викарий.
Когда Андреас вошел в церковь и увидел девушку, сидящую в предпоследнем ряду, он тут же ощутил ее красоту – ощутил как нежелательное осложнение, как особенность, отвлекающую его от той общей для всего женского пола части тела, которой он так долго уделял особое внимание. Темноволосая и темноглазая, одетая не вызывающе, она сидела с прямой осанкой, на коленях – открытый учебник. С виду примерная девочка, член Союза свободной немецкой молодежи, в его подвал такие никогда не заглядывали. Пока он шел к ней, она не поднимала головы.
– Хочешь со мной поговорить? – спросил он.
Она покачала головой.
– С викарием ты говорила.
– Только чуть-чуть, – пробормотала она.
– Хорошо. Давай я за тобой сяду, так ты не будешь меня видеть. И тогда, если ты…
– Пожалуйста, не надо.
– Ладно, останусь на виду. – Он сел в ряду перед ней. – Меня зовут Андреас. Я консультант при церкви. Скажешь мне свое имя?
Она покачала головой.
– Ты пришла помолиться?
Ее губы тронула усмешка.
– А Бог существует?
– Нет, конечно. С чего бы вдруг такая мысль?
– Кто-то ведь построил эту церковь.
– Кто-то принял желаемое за действительное. Лично я смысла в этом не вижу.
Она приподняла голову, словно бы слегка заинтересовавшись.
– А вы не боитесь?
– Кого? Пастора? Бог – только слово, которое он выставляет против государства. В этой стране все существует лишь по отношению к государству.
– Разве можно такое говорить?
– Я только повторяю то, что говорит государство.
Он опустил глаза на ее ноги – они вполне соответствовали всему остальному.
– А ты чего-нибудь боишься? – спросил он.
Она покачала головой.
– Значит, боишься не за себя, а за кого-то другого. |