Он отложил исследование шахты до моего прибытия. Теперь, сказал он, мы можем отправиться туда вместе.

— Погоди, — вмешался я. — Мне кажется, это задача для официально уполномоченных властями лиц. Отчего бы тебе не опубликовать сообщение о находке? Ты мог бы пригласить на помощь группу признанных экспертов.

Малькольм принялся возражать. Нет, нам лучше самим произвести первый осмотр шахты и определить масштаб и важность открытия. Пожалуй, в этом он был прав, и я согласился.

— Если не ошибаюсь, ты упоминал и о второй причине подобного азарта?

Он снова отвел глаза.

— Не стоит обсуждать ее сейчас. Уже поздно. Расскажу тебе завтра, когда мы доберемся до шахты.

В тот день мы с Малькольмом вышли рано и долго брели по торфянику сквозь утренний туман, покряхтывая под грузом провизии, факелов и прочего снаряжения. Так мы дошли до края обращенного к морю утеса; путь еле угадывался в серой мгле. Мы шли вдоль обрыва, пока Малькольм не нашел нужное место. Здесь мы начали спуск. Вися в воздухе, я слышал внизу рев скрытого туманом прибоя; порывистый ветер жалил каплями воды лицо и руки. Под пронзительные и издевательские крики чаек мы спустились на узкий уступ и двинулись по нему, цепляясь за скалу. Чуть дальше уступ расширялся, и идти стало легче. Наконец Малькольм обернулся ко мне и указал на темное отверстие.

Вход в туннель в точности соответствовал его описанию: черная узкая расселина в скале, словно процарапанная в камне гигантским когтем какого-то громадного чудовища. Глубокая дыра уходила в непроглядную черноту — и, глядя на нее, я испытал первые безошибочные признаки беспокойства.

Мне никогда не нравились темные подземные пространства. Вид пещер и туннелей вызывает у меня цепочку чуть ли не атавистических ассоциаций. Я инстинктивно связываю такие норы со смертью и могилами. Кроме того, пещеры окружены множеством зловещих легенд. Быть может, речь идет всего лишь о пережитке древнейших эпох, но пещеры всегда вызывают у меня в воображении видения мистических драконов и огромных, неуклюжих чудовищ; черных и почти звериных рас троглодитов; погребальных склепов и катакомб, отведенных мертвым. А этот разрез в вековечной скале выглядел каким-то странным и неестественным. С растущим подозрением я остановился перед входом.

— Это… это место не кажется мне шахтой, — сказал я. — Будь она сколь угодно примитивной, руду невозможно извлечь отсюда и втащить наверх по утесу, да и отверстие слишком узкое. Мне все это не нравится. Ты уверен, что не ошибся?

Малькольм улыбнулся кривой улыбкой, окрашенной сардоническим весельем.

— Я не ошибся, — ответил он. — И это не шахта. Я прекрасно это знаю. Дело во второй причине, о которой я вчера обещал тебе рассказать. Лучше объяснить все сейчас, прежде чем мы окажемся внутри.

Он помедлил и заговорил. Странное он выбрал место, чтобы поделиться подобной тайной — окутанный туманом скальный уступ на полпути меж небом и землей, рядом с темными вратами внутренней земли. Но обстановка только подчеркивала таинственность его слов.

— Вчера вечером я тебе солгал, — спокойно произнес Малькольм. — Я не рассказал тебе обо всем, что изучил и узнал. За нашим визитом сюда кроется нечто большее, гораздо большее, чем простое желание осмотреть старинную шахту.

Малькольм замолчал.

— Ты когда-нибудь слышал о Бубастис? — вдруг спросил он.

— Бубастис? — я был немного озадачен. — Да, конечно. Древний египетский город, не так ли? У египтян была и богиня Бубастис — Баст или Пашт, так ведь ее называли?

— Да, — и снова эта загадочная улыбка. — Бубастис или Баст, богине в облике кошки, поклонялись во времена фараонов.