Вдоль стен стояли камни — каменные постаменты, а на них саркофаги с мумиями, гниющие, покрытые пылью. Да, да!

Малькольм был прав! Возможно ли было не узнать знакомые очертания? И только теперь я заметил проступавшие сквозь наслоения на стенах египетские фрески. Египетские изображения — в четырех тысячах миль от Египта, отделенные тремя тысячами лет от нынешнего дня!

— Первые из жрецов, — тихо сказал Малькольм. — Их похоронили здесь — так же, как погребали на родине.

Мне хотелось задержаться и заглянуть в некоторые саркофаги, но тут вмешался Малькольм.

— Это не так интересно, — прошептал он. — Впереди ждут…гм… настоящие достопримечательности.

Мы покинули грот. На меня волнами накатывал страх. Малькольм не ошибся. Но что он имел в виду, говоря о «настоящих достопримечательностях»?

Острое любопытство пересилило боязнь, и я последовал за ним через оссуарий во вторую палату. Снова постаменты, снова саркофаги с мумиями. Должно быть, здесь некогда жили сотни людей! Потянулись вырубленные в скале боковые коридоры. Я предположил, что они вели в жилища обитателей пещеры.

— Малькольм, — спросил я, удивленный внезапной мыслью, — чем питались все эти люди? Здесь невозможно что-либо вырастить.

Он обернулся ко мне с той же проклятой улыбкой на губах.

— Бубастис была, как уже сказал, богиней-вурдалаком. Жрецы и их последователи ей подражали.

Меня охватило отвращение. Я подумал, что нужно вернуться, но Малькольм решительно шагнул вперед и властно подозвал меня, указывая путь к новым ужасам. Мы вошли в третий грот.

Огни наших факелов, ярко светившие в темноте, показались необычайно тусклыми на фоне черных и жутких стен, меж которыми мы теперь блуждали. Подобные летучим мышам тени грелись и трепетали там, на границах света и тьмы, где последние лучи света рассеивались во мраке, и порой расступались, намекая на то, что ждало впереди. Сперва меня раздражало недостаточное освещение, но вскоре я ему уже радовался. Я увидел более чем достаточно, ибо в этом, третьем помещении Малькольм позволил мне осмотреть некоторые мумии.

Что за противоестественная жизнь гноилась и процветала здесь, в черной груди земли? Первый же саркофаг дал мне ответ. Я снял с футляра крышку и поглядел на то, что покоилось внутри. Тело было превосходно забальзамировано; я дрожащими руками развернул бинты — и показалось лицо. Хвала небесам, оно почти тотчас рассыпалось в прах, но не прежде, чем я разглядел уродливое существо.

Два мертвых глаза смотрели с недвижной маски темнокожего жреца. Два мертвых глаза под сморщенным полуразложившимся лбом — лбом, из которого торчала отвратительная, деформированная головка крошечной змеи!

— Она пересажена на кожу, — слабо выдохнул я.

— Нет. Погляди внимательней, — Малькольм произнес это серьезным тоном, но я знал, что он улыбался.

Я снова посмотрел на мумию. Воздух пещеры уничтожал высохшее тело прямо на глазах.

Я пошатнулся. Об ошибке не могло быть и речи, хотя здравомыслие взывало к иному объяснению. Невозможно было не признать чудовищную истину — змеиная головка действительно выдавалась из лба мумии. Но поскольку и она была мумифицирована… я не осмелился вывести жуткое заключение. И снова Малькольм подсказал мне ужасающий ответ.

— Змея жила, пока жил он.

Малькольм был прав. Жрецы скрещивали животных с людьми. Мы стали открывать другие футляры — вернее, открывал их Малькольм, а я, окаменев, стоял как зачарованный рядом с ним.