Мисс Феллоуз нерешительно, борясь со своими сомнениями, стояла над кроваткой, глядя на спящего мальчика. Потом вздохнула. Видно, другого выхода нет. И осторожно улеглась рядом с ним.

Кроватка была ей мала. Пришлось поджать ноги, левый локоть упирался в стенку, а чтобы не потревожить мальчика, она приняла исключительно сложную, неудобную позу. И лежала без сна, скрюченная, чувствуя себя Алисой, отпившей из бутылочки «Выпей меня». Что ж, видно, этой ночью ей не придется поспать. Ничего, это только начало, потом пойдет полегче. Есть вещи и поважнее сна.

Ребенок нашарил во сне ее руку, проверяя, тут ли она, и ухватился за нее своей шершавой ручонкой.

Мисс Феллоуз улыбнулась.

Она проснулась, как от толчка, не понимая, где она и почему все тело так застыло и болит. Здесь непривычно пахло чужим человеком и чье-то тело непривычно прижималось к ней.

Она чуть не завопила во весь голос и только усилием воли подавила вопль до слабого всхлипа.

Ребенок сидел в постели, глядя на нее во все глаза. Безобразный малыш, мальчик из прошлого. Маленький неандерталец.

Мисс Феллоуз не сразу вспомнила, почему она спит с ним рядом. Потом память вернулась. Значит, ей все-таки удалось уснуть, несмотря ни на что. И теперь уже утро.

Медленно, не сводя глаз с ребенка, она спустила на пол ногу, потом другую, приготовясь быстро вскочить, если мальчик запаникует.

И с беспокойством взглянула вверх. Не следят ли за ней? Не снимают ли скрытой камерой, как она, заспанная, вылезает из постели?

К ее губам прикоснулись коротенькие пальцы, и мальчик сказал что-то: два коротких щелчка и ворчание.

Мисс Феллоуз невольно отпрянула, и по ней пробежала дрожь. Она ненавидела себя за это, но справиться с собой не могла: уж очень безобразен был мальчик при свете дня.

А он снова заговорил: открыл рот и показал, как будто из него что-то выходит.

Догадаться было нетрудно. Мисс Феллоуз дрожащим голосом спросила:

— Ты хочешь, чтобы я спела еще? Да?

Мальчик не ответил и только пристально смотрел на ее губы.

Нетвердо, слегка фальшивя, мисс Феллоуз снова завела ту же песенку, что пела ночью. Безобразный малыш заулыбался. Он, как видно, узнал мелодию и стал раскачиваться почти что в такт, размахивая руками и курлыкая — может быть, он так смеется?

Мисс Феллоуз вздохнула про себя. Имеет власть музыка освободить истерзанную грудь... Что ж, лишь бы польза была.

— Подожди-ка, — сказала она. — Дай я приведу себя в порядок. Я мигом. А потом приготовлю тебе завтрак.

Она ополоснула лицо и причесалась, непрерывно ощущая отсутствие потолка и присутствие электронных глаз — с ума сойти можно. А если глаза не только электронные?

Мальчик так и сидел в кровати, провожая ее взглядом. Он успокоился. Дикая ожесточенность его первых часов в двадцать первом веке казалась чем-то далеким. Мисс Феллоуз каждый раз, видя его, махала ему рукой. Потом и он помахал в ответ — неуклюжим, но прелестным, жестом, от которого у нее по спине прошел холодок удивления и восторга. Закончив свой туалет, она сказала:

— Сдается мне, ты не прочь съесть что-нибудь посолиднее. Как насчет овсянки с молоком?

Он улыбнулся, как будто почти понял ее.

Приготовить кашу в микроволновой печке было минутным делом, и она позвала мальчика есть.

Осталось неясным, понял он ее жест или просто пошел на запах, но он вылез из кроватки и заковылял к ней. Ножки у него были очень короткие по сравнению с массивным туловищем и потому казались еще кривее, чем есть.

Мальчик посмотрел на пол, ожидая, очевидно, что она поставит миску с овсянкой туда.

— Нет, — сказала она. — Ты у нас теперь цивилизованный мальчик. Во всяком случае, будешь им. А цивилизованные мальчики с полу не едят.