— Счас как врежу по кумполу — сразу в себя придешь. Тебе что было насчет этого сказано — только после свадьбы.

— Да я помру до этой свадьбы — от переизбытка чувств, — со слезой в голосе возопил Васяся. — Я тебе ещё неделю назад сделал предложение…

— И я его приняла, ты что, не помнишь? Однако свадьба будет только после того, как получим квартиры — ни днем раньше, — решительно отрезала Любаша. — И брачная ночь, кстати, тоже. В своей шикарной кровати, размечталась она, — при свечах…А не по-кобелиному — на какой-то обшарпанной лавке. И не проси больше до этого самого дня, вот что получишь, — скрутила она маленькую кокетливую фигу из своих музыкальных пальчиков, так и не огрубевших от рукоятей башенного крана.

— Ну ладно, — сдался, наконец, Васяся, постепенно приходя в себя. Тогда обещай, что возьмешь меня сегодня на кран: я тоже хочу разделить с тобой славу последней бадьи.

— Не подлизывайся, — топнула ножкой Любаша. — Целоваться ты хочешь там, на высоте, а не делить со мной какую-то сомнительную славу. Так и быть, возьму как практиканта, — сжалилась она, наконец, видя по лицу Саньки — разгадала его намерения целиком и полностью. — Кое-чему я тебя уже научила, ещё неделька-полторы, и можно оформлять самостоятельный допуск. Понятно?

Повеселевший Васяся отчаянно закивал — не дурак, мол.

— А целоваться можешь, сколько влезет, — неожиданно рассмеялась Любаша, — во время перерывов. Мне самой интересно, как это выглядит поцелуй на двадцатиметровой высоте. Но — не более того! — поводила она пальчиком у носа Саньки.

— Я женюсь на тебе, Любашка, — Васяся обнял её и нежно поцеловал. — И прямо из загса потащу на этот твой чертов кран. — И тогда ты узнаешь, что такое любовь на двадцатиметровой высоте…

Солнце уже садилось за горизонт, когда у кованых ворот остановилась Черная "Волга" и из неё вылез Кирилл Алексеевич Софонов собственной персоной. Вслед за ним из машины появился высокий парень с белесыми пасмами волос, отдельными прядями свисавших на крутой лоб. Увидев их, Афанасьич сразу как-то стушевался и отошел в тень огромного дерева, растущего неподалеку от новостройки.

— Внимание, товарищи! — во все горло закричал Софонов, зайдя на территорию объекта. — Я хочу вас собрать на пять минут для важного сообщения.

Строители дружно и недовольно загудели — все отлично знали эти Софоновские "пятиминутки", длившиеся по полтора-два часа.

— А короче нельзя? — выкрикнул Соколок с лоджии, на раме которой поравлял покосившийся шпингалет.

— Хотя бы ради праздника, — просительно сложил руки на груди Шумейко.

— А чего ж, можно и короче, — благодушно согласился Кирилл Алексеевич. После ночи, проведенной в баре "Шоу-герл", в нем наметились кое-какие подвижки: посветлело лицо, взгляд потерял настороженность и беспощадность к врагам коммунизма и Отечества, а походка стала…крылатой, что ли. В общем, он как-будто сбросил за одну ночь с десяток — другой лет. — Можно и короче, — повторил он. — Сейчас сюда подойдет тентованая фура со столами, едой, напитками и прочим. Так что просьба не расходиться — администрация в лице шефа предприятия устраивает для вас грандиозный банкет по случаю пятилетней годовщины со дня организования фирмы. Ну и, естественно, обмоем сдаточный объект.

И он отчаянно захлопал в ладоши. Его поддержал лишь Владик — рабочие бригады Понякова насторожено ожидали продолжения речи. Продолжения не последовало.