Ария выпрямилась:

– Угадала. Мне оно показалось милым.

– Боже. – Ханна закатила глаза. – Ты неисправимая неудачница.

Она перевела взгляд на Шона:

– Пожалуй, это у вас общее. Ты, кстати, знаешь, что Шон поклялся оставаться девственником до тридцати лет? Может, он уже и пытался тебя тискать, но до конца так и не дойдет. Он дал священный обет.

– Ханна! – одернул ее Шон.

– Сдается мне, все это из-за того, что он гей. А ты как думаешь?

– Ханна… – В голосе Шона послышались умоляющие нотки.

– Что? – парировала Ханна. – Ты враль, Шон. И козел.

Ханна огляделась по сторонам и увидела, что вокруг них уже собралась небольшая толпа. Завсегдатаи светских вечеринок, любители скандалов и «клубнички»: девчонки, крутые и не очень; жирдяи, которых приглашали ради хохмы; богатенькие сынки и дочки, готовые сорить деньгами. И все они с жадным интересом наблюдали эту сцену. Уже послышались шепотки.

Не сказав больше ни слова, Ханна бросила на Шона прощальный взгляд и побежала прочь.

У женского туалета она протиснулась в самое начало очереди. Как только освободилась кабинка, Ханна ринулась вперед.

– Вот гадина! – крикнули ей вслед, но она даже не поморщилась. Закрыв за собой дверь, она склонилась над унитазом и избавилась от «Доритос» и всего остального, что съела за вечер. Когда желудок очистился, она зарыдала.

Вспомнились устремленные на нее взгляды. В них сквозила жалость. И Ханна позволила себе заплакать на глазах у всех, нарушив первую заповедь обновленных Ханны и Моны: никогда не показывать своих слез. Но обиднее всего было то, что она оказалась такой наивной дурочкой. Ханна действительно поверила, что Шон собирался вернуть ее. Она ходила в ожоговую клинику, в чертов «Клуб Д», надеясь, что он посмотрит на нее другими глазами и оценит, но все это время он думал совсем не о ней.

К тому времени как она выбралась из кабинки, очередь уже рассосалась. В туалете стояла такая тишина, что слышно было, как капала вода из крана. Ханна подошла к зеркалу, представив, какое страшное зрелище ее ожидало. Когда она увидела свое отражение, у нее перехватило дыхание.

На нее смотрела совсем другая Ханна. Толстая, с тусклыми неухоженными волосами и нездоровой кожей. На зубах были уродливые брекеты с розовыми резинками, а глаза сощурились – она не хотела носить очки. Рукава светло-коричневого блейзера трещали на толстых предплечьях, а блузка топорщилась на груди.

Ханна в ужасе прикрыла глаза рукой. «Это «Э», – мелькнула первая мысль. – Это его месть».

Она вдруг вспомнила слова «Э»: «Поезжай на «Фокси» сейчас же. Там Шон с другой девушкой». Если «Э» знал, что Шон был на «Фокси» с другой девушкой, значит…

«Э» тоже был на «Фокси».

– Привет.

Ханна вздрогнула и резко обернулась. В дверях стояла Мона. Она выглядела ослепительно в облегающем черном платье – Ханна не припоминала, чтобы они вместе его покупали.