Трутни бросились на них. Парасоль взметнулся вверх для сокрушительного удара, но его отбили ножом. Краем глаза Алексия видела, как мадам Лефу взмахнула шляпной картонкой, и деревянный каркас треснул, расколовшись о череп трутня. Флут сжал кулак, с ловкостью настоящего боксера (не то чтобы Алексия хорошо разбиралась в кулачных боях — благовоспитанной леди интересоваться такими вещами не пристало!), увернулся от взмаха ножа и нанес два быстрых удара противнику в живот.

Стоявшие вокруг в ожидании дирижабля пассажиры ахали в ужасе, но никто не попытался ни помочь, ни помешать ни жертвам, ни нападающим. Итальянцы всегда слыли людьми бурных страстей; может, они решили, что это какая-нибудь любовная ссора — одна из их многочисленных разновидностей. А может, думали, что спор вышел из-за игры в мяч. Алексии смутно припомнилось, как одна пожилая дама жаловалась, что итальянцы слишком азартные поклонники таких игр.

Между тем помощь сейчас была бы вовсе не лишней: Алексия все-таки не обучалась боевым искусствам всерьез, а мадам Лефу если и обучалась, то ей сильно мешало не в меру пышное платье. Не успела Алексия опомниться, как трутни обезоружили ее: парасоль покатился по каменному полу беседки. Изобретательницу сбили с ног. Алексии показалось, что она слышала, как голова падающей француженки стукнулась о борт двуколки. Теперь мадам Лефу если и поднимется, то нескоро. Флут еще держался, но он был уже немолод, во всяком случае, гораздо старше своего противника.

Два трутня крепко схватили Алексию с двух сторон, а третий, решив, что мадам Лефу больше не представляет опасности, взмахнул ножом — с явным намерением перерезать Алексии горло. В этот раз они времени зря не теряли. Они готовы были убить запредельную прямо здесь, среди бела дня, при свидетелях.

Алексия пыталась вырваться, брыкалась и извивалась, как могла, и пособники кровососов никак не могли удержать ее неподвижно, чтобы нож попал в цель. Флут, завидя нависшую над ней опасность, стал драться еще отчаяннее, однако, как ни досадно, смерть казалась неизбежной.

И тут произошло нечто очень странное.

Высокий человек в маске и капюшоне, походивший на какого-то религиозного паломника, вдруг ввязался в бой — и, кажется, на их стороне.

Неожиданный защитник оказался крупным мужчиной (не таким крупным, как Коналл, отметила про себя Алексия, но с ее мужем немногие могли тягаться) и явно неслабым. В одной руке он сжимал длинный меч — британский, военного образца, а еще обладал сокрушительным ударом левой — тоже военного образца и тоже британским, как догадывалась Алексия. И мечом, и кулаком человек в маске явно владел в совершенстве и пользовался вдохновенно.

Видя, что державшие ее трутни отвлеклись, Алексия саданула одному коленом ниже пояса и одновременно яростно рванулась, стараясь вывернуться из рук другого. Тот, которому достался удар коленом, хлестнул ее по губам тыльной стороной ладони, и Алексия почувствовала сначала вспышку боли, а потом вкус крови.

Человек в маске, увидев это, стремительно взмахнул мечом и полоснул ее обидчика сзади под коленом. Трутень сложился пополам.

Тогда нападавшие сменили тактику: Алексию теперь держал только один, а двое перешли к обороне против неожиданной угрозы. Такой расклад Алексии нравился значительно больше, и она сделала то, что и должна была сделать на ее месте любая порядочная молодая леди: притворилась, будто падает в обморок, и рухнула мертвым грузом на своего противника. Мужчина извернулся, пытаясь удержать ее одной рукой, а другой, очевидно, потянулся за ножом, чтобы перерезать ей горло. Воспользовавшись моментом, Алексия покрепче уперлась обеими ногами и резко, изо всех сил дернулась назад — так, что они с трутнем оба повалились на землю.

Теперь они катались по каменному полу, являя собой довольно непристойное зрелище. Алексии оставалось только поблагодарить мужа за его любовь к постельной гимнастике: благодаря этому у нее все-таки был кое-какой опыт борьбы с мужчиной, притом с мужчиной вдвое крупнее трутня.