Сжалившиеся бойцы успели промыть желудок и привести Егора на станцию, где он еще часа два от души блевал черной кашицей, пока вся просроченная вакса не вышла из организма вместе с раствором марганцовки и остатками желудочного сока. После этого случая любитель суррогата проникся искренней неприязнью ко всякого рода обувным кремам и прочим вязким суспензиям, но кличка к нему прицепилась намертво.
— Грибы цветные! — обрадовался Вакса, признав меня в полумраке. — Опять на конец Льва Толстого лазал?
— Не твое дело.
— Почему?
— Лишнее знание ухудшает пищеварение.
— Ну-ну… А как жажда замучила — тут как здесь, да?
— Тут как тут, — машинально поправил я. — Грамотей.
— Правила — отстой, — тут же заявил Вакса.
Он выбрался из своего логова, перелез через контактный рельс и выволок за лямку пузатый рюкзак.
— Тебя из ЦД вызывают.
— О как! Из Центрального… В бункер, что ли?
— Не-а. На Московскую. — Вакса воровато стрельнул глазами по сторонам и на тон ниже продолжил: — Туда полно городских бугров съехалось.
— Туннель открывать будут.
— Похоже на то.
Вот, стало быть, откуда «телега» с транжирами залётными взялась — приехали за должностными лицами к важному мероприятию. Все понятно.
Я поежился от дунувшего со стороны туннеля сквозняка и забрался по лесенке на платформу. У колонны стояла крохотная, но крепкая будочка из цементированного кирпича, крышей служили листы гофрированной жести, закрепленные кусками арматуры и протравленные для утепления смолой. Мой дом. Наполовину затертая надпись на дверном стекле гласила: «Не… слон…» На самом деле эта вагонная дверь была исключительно элементом декора и не служила защитой от воров. Я все ждал, когда же ее наконец отколупают от хатки и сопрут. Но никто не зарился: то ли не знали, куда приспособить, чтоб не запалиться, то ли все же не до конца страх потеряли. Хотя в последнее верилось с трудом.
Настоящая дверь выглядела куда менее приметно, зато была намного надежнее. Железная, на двух приваренных к горизонтальным штырям петлях, она запиралась на старый добрый амбарный замок с секретом, который я пару лет назад выторговал у таможенников за пол-ящика водки. У этих продажных шкурок изредка попадались стоящие вещи. Ключ к стальному монстру имелся в единственном экземпляре, поэтому я постоянно таскал его на цепочке, чтобы не посеять. Даже не из-за боязни кражи, а чисто из рациональных соображений: в случае утери ключа было бы обидно резать хороший замок.
Вакса ловко вскочил на перрон и, пока я щелкал ключом в скважине, выглянул за угол.
Там, возле костра, сидели машинист дрезины с охранником, по-барски пили чай и травили до омерзения тупые анекдоты про диких. Охранник время от времени бряцал «калашом» и сердито покрикивал в сторону дебаркадера, где блестела крашеным боком дрезина. По краю платформы шныряли туда-сюда местные пацанята. Гикали, хлопали по кожуху движка, кривлялись друг другу через треснувшее зеркало заднего вида, но взобраться на подножку дорогой машины не решались.
На окрики бойца пацанва не обращала решительно никакого внимания — видывали, мол, и пострашнее дядек с пушками. А вот на жилистого машиниста пострелята зыркали с интересом: многие дети подземки мечтали, когда вырастут, освоить эту захватывающую дух профессию.
Самого чиновника из департамента возле огня не было: видимо, ушел к начальнику станции.
— Чего топчешься? Заходи, — позвал я Ваксу из каморки. — Только стены жилеткой своей масляной не обтирай. Я утром прибрался.
Пацан втиснулся, бросил рюкзак и тут же уселся на корточки возле порога. Отучал-отучал его от этой дурацкой привычки — все без толку.
Я натянул запасной комбез, зашнуровал берцы, подпоясался, набросил затертую до серости кожаную куртку. |