|
Просто уступали дорогу потенциально агрессивным самцам. Не особенно задумываясь, инстинктивно. Машинист сбавил обороты, и дрезина замедлила ход. Сплошная стена тюбингов и пыльная лента кабелей справа прервалась — замельтешили столбы, за которыми угадывался примыкающий путь. Колеса громыхнули на стрелке, в боковом ответвлении мелькнул огонек костра с несколькими сутулыми фигурами вокруг. Подъезжаем. Московская всегда славилась многоликостью и была одним из самых оживленных мест во всей подземной Самаре. Шутка ли — здесь граничили Город и Безымянка. Таможня, миграционный контроль, дипломатические представительства обоих территорий, базы сталкеров и наемников, многочисленные торговые артели, рынок. Станция находилась под усиленной охраной, потому что следующим утром должно было состояться торжественное открытие туннеля, которого многие ждали не один год. Даже на подъездном блокпосте, который был вынесен метров на сто от границы станции, было довольно многолюдно. Кроме вооруженных охранников, нашу «телегу» встретило человек пять торгашей. Они бросились было предлагать разномастный товар, но командир караула, завидев цэдэшную бумагу Комеля, рявкнул: — Отволыньте! Не на базаре! Торгаши расступились, пропуская нас. Основная застава перед Московской была много серьезнее — никаких барыг и полугражданских личностей. Здесь дежурило целое отделение наемников в полной боевой выкладке. Эти типы шутить не любили, и я вообще сомневался в наличии у них столь обременительной для военного человека штуковины, как чувство юмора. У пулеметного гнезда дежурил расчет, на выступе бокового коридора сидел автоматчик, на шпалах стоял второй. Позади поста тяжелый бронелист практически наглухо перекрывал туннель, не пропуская со станции ни свет, ни звук. Молчаливый командир подошел и взял из рук Комеля предписание. Он долго разглядывал список, и я заметил в отсвете от фонарного луча, что лицо бойца украшает извилистый багряный шрам от виска до самой ключицы. Довольно свежее ножевое ранение, причем смертельно опасное: пройди лезвие сантиметром левее, и яремная вена раскрылась бы венчиком. — Жетоны, — потребовал командир, закончив изучать листок. Мы по очереди предъявили паспортные блямбы, и только после этого боец немного расслабился. Он обошел дрезину, заглянул под днище и вернулся. — Оружие придется разрядить. Я вынул обойму из пистолета, но далеко убирать не стал — мало ли. Наш стрелок собрался возмутиться, но Комель попридержал его и жестом показал подчиниться наемнику. Охранник нехотя вытащил магазин и демонстративно сунул его в карман разгрузки. — Патрон выщелкни, умник, — прищурился командир караула, и его шрам уродливо изогнулся. — И заплати за неповиновение по стандартной таксе. Охранник с оскорбленным видом клацнул затвором, ловя патрон в ладонь, сунул руку под сиденье и достал «чекушку» водки. — Нет, — отказался наемник. — Амуниция, консервы или боеприпасы. Они торговались еще с минуту. В конечном итоге униженному охраннику пришлось расстаться с десятком патронов. После этого крепкие парни из пулеметного расчета поднатужились и отодвинули бронелист, впуская нас в круглосуточную суету пограничной станции. Если родная Вокзальная походила на тихий загородный поселок, то Московскую можно было сравнить с шумной и кичливой столицей. Где еще встретишь незагаженные мраморные плиты на платформе? Где увидишь, как уборщица протирает колонны, облицованные красным гранитом? Где еще сумеешь полюбоваться на выбеленный известью потолок — без слоя копоти толщиной в полпальца? Где еще, в конце концов, могут позволить себе такую роскошь как постоянное электрическое освещение? Мы, щурясь, въехали на станцию и тут же остановились: на путях уже скопилась длинная очередь из прибывших дрезин. Некоторые из них дребезжали, как ржавые котелки, у других двигатели были заглушены, а возле агрегатов копошились ремонтники. |
