* * *

Я скакал в Аурелию и с ужасом видел, что город словно окружён оранжевым нимбом. Огненные сполохи образовали корону на фоне ночного неба, и она была хорошо видна даже в десяти милях от города. Когда уже после полуночи я добрался до вершины горы, возвышающейся над Луарой, передо мной на северном берегу предстал осаждённый город, весь в трагических отблесках пламени. Тысячи гуннских походных костров плотным кольцом окружили Аурелию, а от её зданий поднимались клубы светящегося дыма. Катапульты с обеих сторон стреляли горящими снарядами, и они описывали ленивые параболы, рисуя в небе причудливые огненные узоры. На расстоянии всё казалось красивым и спокойным, вроде звёзд в летнюю ночь, но я то знал, в каком отчаянном положении находились люди за городскими стенами. И должен был вселить в них надежду, столь необходимую для дальнейшего сопротивления Аурелии.

Если город сумеет продержаться, Аэций и Теодорих успеют прийти на помощь.

Я замаскировался и стал гуннским воином, убив варвара, отставшего от войска. Поймал его, когда он грабил дом уничтоженной им крестьянской семьи. Хижину заволок густой дым, и я услышал слабые выкрики, привлёкшие моё внимание. Притаился и стал следить за гунном. Он пил римское вино и оценивал трофеи. Наверное, их было недостаточно, и воин стал пробираться нетвёрдой походкой от одного дома к другому в поисках новой наживы. Трупы убитой им семьи валялись в грязи на дворе и уже обгорели от огня, охватившего хижину. Он расправился с крестьянами, когда они выбежали, спасаясь от пожара. Я взял лук, в стрельбе из которого неустанно практиковался, и выпустил в гунна стрелу с пятидесяти шагов. Она попала в цель, гунн вскрикнул и упал на землю. Подобное убийство уже не имело для меня значения с тех пор, как на всех нас вплотную надвинулся Апокалипсис. Я забрал его снаряжение, переоделся, оседлал его лохматого коня и помчался в Аурелию в грязной гуннской куртке, зная, что засохшая на ней кровь не вызовет никаких подозрений в эти мрачные дни.

Под покровом темноты я спустился с горы в гуннский походный лагерь. В отличие от хорошо укреплённого римского этот соорудили наспех и как попало. Гунны не строили никаких укреплений, как будто побуждая оборонявшихся подойти поближе и сразиться с ними. Их линия растянулась тонкой полосой по южному берегу реки, поскольку Луара не давала возможности напасть или скрыться. Неудивительно, что эта часть лагеря варваров выглядела слабо защищённой. Гунны собрались у костров, наблюдая через реку за городскими стенами.

– Я ищу Руги, – сказал я на языке гуннов, понимая, что черты моего лица и сильный акцент способны сразу выдать меня. – Я слишком долго забавлялся с девкой и отстал от своего отряда. А потом без устали два дня гнал коня, чтобы мой меч смог поработать не хуже моего члена.

В римской армии меня бы как следует отстегали за подобное признание, но варвары весело засмеялись и освободили для меня место у костра, предложив выпить кумыса. Несколько его глотков обожгли мне горло, и они снова улыбнулись, когда я скорчил гримасу. Я тоже глуповато ухмыльнулся и вытер рот.

– Ну и долго мы будем ждать в этой вонючей дыре?

Гунны не любили сражаться в подобных битвах и откровенно сказали мне об этом. Их конница обогнала инженеров, а значит, им не хватало таранов для осады. Кроме того, гунны предпочитали биться в открытую, а не прятаться, пригнувшись за военными орудиями. Однако хитрые аланы ни за что не спустятся со своих стен. Гуннам очень нравилось выпускать стрелы в закрытые шлемами головы защитников города, и они быстро израсходовали тысячи стрел. В конце концов Эдеко приказал прекратить это состязание и подготовиться к чёткому и слаженному нападению. Долгое бездействие надоело воинам, и кто то из них вроде убитого мною гунна отправился грабить соседние села.

– А я думал, что вы, гунны, изловчились и проникли в город, – проговорил я.